Вероника Кунгурцева - Орина дома и в Потусторонье

— Злобины мост-то построили, — уточнил Павлик.

— Ну да, да. А вы их наняли. И вот теперь я — без конторы и без связи! Хуже оказался… всякой финляндской стружки! Да и Диомед, конечно, тоже не вернулся. Пойду и я, ребятушки, на «9-й километр»! Что мне тут сидеть — на пожарище-то… Сам пойду — и все, до сердцевины, разузнаю. Обойдусь без посыльных: без штукатурной и кровельной драни. Вот так я решил!

— Полнодревесно! — одобрил решение Павлик Краснов.

— Я тоже так думаю. Да, совсем забыл… А где ваши документы?

— Документы?! — удивилась Орина. — У нас нет документов…

Но Павлик, мигнув ей: дескать, не перечь, кивнул на выписки, которые лежали у нее в кармане, она, пожав плечами, подала их. А Вахрушев со словами «Вот как ведь чуял, всегда носил печать с собой, вот она и не сгорела» — вытащил из-за пазухи круглую печать, а следом жестяную коробку с крышкой, вроде как с ландрином, но не конфеты там хранились, а лежала пропитанная чернилами губка. Он помакал печать в губку, подышал на нее и, положив выписки на перила моста, поставил на них по знаку сгоревшей конторы.

— Ну что ж — прощайте! Не судите метиковую трещину строго…

И директор Леспромхоза торопливо, точно боялся опоздать, направился в сторону речушки Смолокурки.

Ребята топали по настилу моста, кое-где продавленному вражеским танком, как вдруг Павлик, шагавший с краю, подле самых перил, указал Орине на Язона, который подогнал свою лодчонку к одному из ледорезов быка и что-то там делал… Оба перегнулись через перила, чтоб лучше видеть.

Возле бревенчатого устоя лежал аккуратно сложенный городошной фигурой «колодец» динамит, а Язон уж поджигал запал… Ребята вскрикнули и в три скачка преодолели расстояние, оставшееся до правого берега.

Отбежали от моста, сколь успели — и рухнули на землю, прикрыв голову руками, а только что сданный объект бригады Злобиных уж взлетал на воздух, и горящие ошметки разлетались во все стороны. Когда Орина подняла голову, то увидела: перевозчик стоит в челне, отплывшем по течению, и, воздев весло кверху, орет:

— Больше не будете безнаказанно переходить с берега на берег!

Ребята постояли, поглядели за реку — на пустой Поселок (Крошечка приметила свой дом, возвышавшийся на угоре, он пристально глядел на нее двумя темными окошками, в третьем горел отсвет солнца, и изба казалось сказочной трехглазкой, один глазок которой не спал), знать, сюда им больше не вернуться, — и они, миновав пустошь, поворотили в переулок, ведущий к школе.

Курчум тоже пустовал — они уже не обсуждали это, принимая как должное. На месте ли будет библиотекарь — вот что хотелось бы знать!

Афина Ивановна Воскобойникова оказалась на своем посту; когда ребята достали книжку: дескать, брали, вернее дедушка Диомед брал, вот хотим сдать… — она разулыбалась: дескать, ох, ведь молодцы какие! Не на них записана книга — и нате вам: вернули! Библиотекарша полистала томик — нет ли какого урона, нахмурилась, заметив следы от сгибов на уголках, но Орина поторопилась сказать, что это до них так было, а они страниц не загибали.

— Ну хорошо! Будем считать, что в целости и сохранности книжка, — и Афина Ивановна, найдя формуляр Широбокова Диомеда, вычеркнула запись. Они медлили, и библиотекарь, оторвавшись от журнала «Человек и закон», в который уставилась, спросила:

— Что-нибудь еще?

— Ay вас нет ли… каких-нибудь карт? — неуверенно спросил Павлик Краснов. — Нам бы только взглянуть…

— Какие карты вам нужны? Географические?

— Мы и сами не знаем, — пожала плечами Орина и брякнула: — Нам карта личности нужна!

Библиотекарша пожала плечами: дескать, не знаю такой, дескать, про роль личности в истории я слыхала, про культ личности — все слыхали, а вот про карту личности — не знаю… Хотите-де пойдите в подсобку, там полно всяких наглядных пособий, может, чего и углядите.

— Есть там и карты, — продолжала Афина Ивановна, — разные: и географические и исторические! Только смотрите аккуратно: ничего не роняйте и все возвращайте на свои места!

Ребята с готовностью покивали, и Орина повела Павлика в подсобку — она помнила, что комнатенка находится рядом с кабинетом немецкого языка.

Павлик Краснов снял со стены подвешенную кипу карт: поверх всех та, где два шара неравномерно расчерчены на окрашенные в разные цвета страны. Перебирая листы, он бормотал:

— Политическая карта мира — не годится, физическая карта мира, так… карта часовых поясов, а вот карта звездного неба — тоже наверняка не то… Карта почв, ландшафтная карта, карта рельефа, карта растений… Все не то, не то и не то…

В это время Орина, сев за поломанную парту спиной к нему, глядясь в зеркальце, которое подарил ей Череп, второпях меняла свою внешность. Задрав подбородок и вытаращив глаза, измазала ресницы черной щеткой, вроде карликовой зубной, выпятив губы, намазала их коралловой помадой и облизала, принялась покрывать ногти вонючим лаком под цвет зари… А Павлик Краснов отыскал за шкафом карты размером поменьше — по истории, это были карты великих сражений, начиная с Пунических войн и заканчивая Отечественной войной 1941–1945 годов, с широкими овальными стрелками разных цветов, которые указывали направления главных ударов, наступления с флангов, кольца окружений и т. п., но все они к Орине не имели, казалось, никакого отношения.

Только успела она покрасить ноготь на большом пальце неудобной правой руки, как вдруг увидела в окошко, что в ворота школьного двора въезжает мотоцикл с коляской. Орина насторожилась. Мотоциклист, сняв ногу с педали, соскочил на землю, стащил шлем с головы — и оказалось, что это… Милиционер из Пурги, тот самый, что поручил им расследовать убийство Орины Котовой! Крошечка указала Павлику на Милиционера: дескать, а вдруг да он чего подскажет — насчет карты личности… И еще Милиционер обещал награду, если они раскроют убийство и уложатся в три дня, а они раскрыли — и уложились с лихвой! Пускай теперь держит слово!

Павлик Краснов кивнул, и они, оставив — он карты боев, она покраску ногтей — выскочили в коридор. Но тут прозвенел звонок — и из всех распахнувшихся дверей, одновременно ударивших ручками в штукатурку, хлынули… школьники?! Орина и Павлик, невольно вскрикнув, остановились. Ученики оказались до того малы ростом, что, вздумай кто-нибудь окликнуть сейчас Орину домашним именем Крошечка, такого человека просто подняли бы на смех! Самые большие ребятишки, правда, достигли роста обычных первачков, но остальные… Это были, в основном, младенцы до года, правда, попадались и ребятки постарше: между годом и семью. Причем и месячные крохи вполне сносно бегали, и вообще — вели себя так, как от роду положено всякому порядочному школьнику, вылетевшему с урока на переменку, то есть орали, ставили товарищам подножки, гонялись друг за другом, устраивали игру в чехарду и прочая, и прочая.