Григорий Ряжский - Натурщица Коллонтай

Короче, поехала через время, когда уладили с бумагами и подготовили на место.

И сразу приступила.

Дали комнатку в пол-окна на улицу снизу верх, но чистенько всё. И питание там же. И почти невылазно из помещения миссии. С утра при буфете помогаю, режу, подаю, обношу, а после обеда по комнатам проживания, уборка и пылесос.

Часто и саму видала, Александру Михайловну, женщину интересную и властную, первую во всём заведении.

Сын бывал у нас, с Норвегии, кажется, соседней приезжал, торговал там паровозами для нашей страны и индустриализации. В буфете увидал меня и улыбнулся, а после я его ещё два раза обслужила. Спрашивает, не обижает тебя Шуринька моя? А я, какая Шуринька, Михаил Владимирович? Говорит, матушка моя, посол Советского Союза.

Удивил, честно. Сам простой, добрый, с вечной веселинкой по лицу. Тоже оказался Коллонтай, по отцу, как и она сама.

А меня, говорит, обижала в детстве, Хохлей дразнила, что был угрюмый и замкнутый мальчик. А теперь зато я развеселел и расхохлился обратно.

Шутил вечно про себя же.

Эх, думаю, вот бы такого Хохлю да к рукам прибрать, я б сама его так расхохлила, что только б и думал про меня без фартука и без синей блузы.

Так и сочинила я себе Хохлю этого. Иногда снился, а часто мечтался мне и днём, хотя даже не в курсе была, женатый сам или холостой.

А когда живот виден стал, уже в открытую, вызвал первый секретарь в кабинет и спрашивает, что, мол, от кого нажила, сучка такая, тебя сюда не для того прислали, чтоб ноги для кого ни попадя без ведома моего раздвигать. Я тебя, говорит, укатаю по статье за нарушение режима проживания граждан за границей, если не скажешь мне, кто тебя вербанул, паскудину, и в кровать затащил входы-выходы к посольству нашему подбирать.

Но и его понять можно, Пашенька, у него работа такая была, кроме дипломатской.

Я растерялась, заплакала и понимаю вдруг, что не убьют, если скажу такое. И говорю, что, мол, от Михаила Владимировича это дитя будет, так уж получилось у нас с ним, извините. Он в лице поменялся, помолчал и говорит, что ладно, иди, подумаю, что мне делать с тобой.

И больше не вызывал меня никто. На другой день услали обратно в Москву, а там уже уволили и с концами на четыре стороны света.

Дядя Филимон сказал, когда к себе вернулась, что тебя, мол, идиотину, на хорошее место брат пристроил, а ты не оправдала, вместо чтоб зацепиться. Обратно прискакала. Знать тебя больше не желаю и ребёнка твоего не признаю нагулянного, не мой это, а посольский, ихний, заграничный. А участок твой занят уже, иди сама трудоустраивайся теперь, а меня не тревожь больше, у меня работа. А рыпнешься, брату скажу управдому, он тебя на раз приструнит по линии прописки.

Вот после этого я и устроилась на галошку свою, тоже при буфете, на несколько месяцев до декрета, как с опытом после заграницы. Живот утянула под размахай какой-то, и они его под ним не обнаружили. Сказала им, что с мужем была там, Коллонтаем Михаилом Владимировичем, сыном Посла Советского Союза.

А кадровик фабричный тогда интересуется: а чего ж Усышкина-то, а не Коллонтай по паспорту?

Говорю, гражданские отношения, не успели по беременности, успеем, как вернётся с должности. И фотографию показываю рядом с вывеской посольства нашего. Стою, улыбаюсь.

Крупно.

Они и взяли меня за буфетную стойку, то ли с испугу, то ли за уважение, я сама не поняла. Стала работать.

Потом в декрет и Шураньку родила свою.

А как оправилась после родов, к брату Филимонову снова пошла и говорю, что про ребёночка от дяди Филимона, вашего родственника по прямой линии, молчать стану навеки, а только помогите мне через загс фамилию поменять на Коллонтай. Так и мне по жизни лучше будет, и Шураньке моей. Сделаете?

Говорит, раз так, поспособствую, но только придёшь ко мне сегодня вечером сюда, в паспортный стол, после закрытия. Иначе не возьмусь за это дело, понятно тебе?

Чего ж непонятного, Паша. И он такой, и все такие.

Прикинула и пошла, терять было нечего, где одни были, пускай и этот на мне отметится, может, за это не обманет потом.

И не обманул, выправил на Коллонтай. И отчество в свидетельство вместо прочерка проставили Михайловна, как я подсказала. И только потом узнала, что никаких трудов можно было не делать специально, просто сама меняешь, куда захочешь и на кого, с начала тридцатых годов такое разрешили уже всем.

А после, когда война началась, в эвакуацию нас отправили, ты уже знаешь про это, Павлушенька. Там и начала Шуранька моя про письма свои задумывать к бабке этой неродной. И мне отдавала, чтобы отправлять, а я вскрывала, читала и в ужас приходила от них, от того, что написано там и что будет с нами со всеми, если в чужие руки попадут. И так врала ей, и сяк: то про адрес, то про почту, то про другое. И тебя ещё просила, коль тоже не забыл, поспособствовать, чтоб никакой живой связи с бабушкой этой у неё не было никогда, ни туда, ни оттуда по случаю, а ты ещё спрашивал, отчего ж так-то, мол, а я не отвечала, и ответ свой всё время на потом заматывала, не запамятовал про такое?

Они у тебя все, помнишь, где схоронены?

Можешь тоже почитать теперь, если захочешь. Главное, мой ненаглядный, чтоб она ничего не узнала, никакой правды про меня и про неё, не то проклянёт меня навек после смерти и не вспомнит добрым словом. Я-то всю жизнь свою прожила дворняжкой, а не родственницей женского вождя революции, и не хочу, чтобы Шуранька моя такую же дворняжью жизнь промучила, чтобы любой скотина мог её лапать, хватать и тащить. А так она с самого детства цену себе же назначила сама, женскую и человеческую, и жизнь её после этого идёт легче и лучше, я видела это, глядя на всё её глазами, и понимала, что не зря прошла через все унижения и горькие обиды от людей и от властей.

Я Усышкина, была и есть, и в землю карагандинскую такой же и лягу.

А вы живите, мои родные, радуйтесь жизни и не поминайте лихом вашу мать и жену.

Шураньке передай, что любила её, как никого, а что дворничиха она, так знать ей об этом не надо, и сделай так, мой хороший, чтоб и дальше не узналось ни от кого, ладно?

Спасибо тебе за счастливые последние годы мои, и что принял дочку как родную, и что не отрёкся от меня, потому что воровала и обманывала людей.

И ты, Господи моё, благодарю тебя за всё, чего ты сделал для меня, и прости великодушно за всё, чего сама я для тебя не сделала.