Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)

— Внеочередное дежурство, — вяло ответил Загинайло. — Особое задание. Приказ твоего дражайшего родителя.

— Родитель! — взвизгнула Фря, словно ей нанесли смертельное оскорбление. — Сволочь он! Мерзкая гадина! Змей тощезадый! Кто б избавил меня от этого седого кобелюки, я бы тому была по гроб благодарна, ножки б тому целовала. Его любимые писатели — Крестовский и Фрейд. Психоаналитик он! У всех, кто ему ни попадись, нутро насквозь, как рентген, видит. Духовидец!..

Заполночь. Лампочка раскалилась, палящий глаз. Фря не позволяет гасить, боится мрака. Спит как мертвая. Заезженная лошадка. Загинайло не спится. Встал. К столу пошлепал босыми подошвами по холодящему полу. Графин с водой. Задел стул, упала сумочка, Фря оставила на сиденье. Из сумочки выпала тетрадь. Толстая тетрадочка, обложка желтая, внутри исписано меленьким, кругленьким, что называют, бисерным почерком. Любопытные записочки, что это у нее там такое? Криминал на него? Дневник? Девичьи чувства? Загинайло присел на стул и стал читать. Так и есть: дневник. Любовный дневник ее. Только особый это дневничок, единственный в своем роде. Ай да Фря! Тут что-то вроде донжуанского списка, только не женщины, а мужчины перечислены, стоят строем по одному, нескончаемая колонна, перечень. Хоть команду давай: «по порядку номеров рассчитайсь!» Чуть не вся тетрадь заполнена, тут листов сто. И аккуратненько-то у нее как, по пунктикам, этими бисерными буковками, как в канцелярии, в какой-нибудь бухгалтерской книге. Каждый под своим номером, дата знакомства, фамилия, имя, отчество. Национальность. Описание внешности и характера, кратко, как это делается в ежедневных сводках о совершенных преступлениях в городе и о разыскиваемых преступниках. Особо, с подробностями — описание мужских достоинств и как себя ведет в постели. Исчислено количество встреч и отмечено их качество. Так, под номером, каждый мужчина, с которым она имела дело. Офицеры всех чинов и званий, от генерала до младшего лейтенанта. И сержанты, и старшины, и прапорщики. Все. Весь полк. Загинайло нашел в этом списке и своего брата Петра, и тут же — подробности его тела и его поведение в постели, бесстыдные и цинические. Фря, кроме того, каждому своему мужчине поставила за каждую встречу отдельную оценку по пятибалльной шкале, а также и суммарную — за все в целом. Как учительница школьникам за учебный год: двойки, тройки, четверки. Высший балл — редко. Пятерочки что-то не пестрят у нее в тетрадке. По болыпей-то части все двоешники да троешники. Но Петру поставлено пять, да еще с плюсом. Полюбился ей Петро. Сокол Петро… Последний в списке — он, Роман Загинайло, под номером 299. До 300-го не дотянул. На нем список кончался. Веселенький списочек! Загинайло подошел к постели, грубо толкнул в плечо эту коллекционершу мужчин, сунул ей тетрадь в нос.

— А мне что за год поставишь? Ты, работодательница!..

Фря вырвала у него тетрадь из рук, вскочила с постели, быстрая, как кошка. Пружина.

— Не лезь своими грязными лапами, куда не просят, целей будешь! — отрезала она. — А чужие сумочки тормошить не советую. Скоро, Загинайло, жить устанешь.

Она хотела положить тетрадь обратно в сумочку, но Загинайло надвинулся на нее, наступил ей тяжело на ногу, так что она вскрикнула от боли, рванул тетрадь. Тетрадочка эта могла пригодиться. Фря не отпускала, вцепилась мертвой хваткой. Тогда Загинайло ударил ее кулаком по лицу. Фря упала. Но, когда он наклонился над ней, вдруг изо всей силы рванула его к земле. Он рухнул. Теперь они боролись на полу.

— А Петр получше тебя был! — хрипела Фря злобно. — Ты так, мусор. Жидковат, тебе я больше троечки, уж извини, не поставлю. И то — с минусом.

Загинайло разозлился. Он потерял самообладание. Чтобы Фря замолчала, придавил ей локтем горло. Он не рассчитал своей медвежьей силы. Горло Фря хрустнуло. Удивительно: какое оно оказалось хрупкое. Он увидел: Фря мертва. Мертвей мертвого. Чего уж тут. Натворил делишек. Или чудится ему? Очухается еще?.. Поднял, отнес на кровать.

Не спеша оделся, взял, что надо, кобуру с заряженным пистолетом — под шинель, на поясном ремне. Вышел, дверь запер на ключ. Спустился на улицу.

Загинайло шел в батальон. Закончить свои дела там. Безлюдно. Часы в подвальном окне в опустелом ночном баре: половина шестого. Свеча на голом столе догорает. Повеселились. Ночь-то на исходе, город зашевелится, рассвет серенький, зимний забрезжит. Эти гаврики уж покончили работенку, банк пощипали маленечко, мешочек утром в банке не досчитаются. Добычу делят, на блюдечке принесут… На Г-й улице он встретил Стребова. Тот бежал по тротуару, в полной милицейской форме, шапка набекрень, усы-щетки, глаза из орбит вылезли, изумленные, безумные. Запарился сапогами брякать. Увидев Загинайло, встал как столб.

— Командир, задний ход! — возопил он. — Дуем отсюда!

— Стребов! Рехнулся! Гонятся за тобой, что ли? — спокойно, не дрогнув ни одним мускулом на своем массивном, колючем лице, спросил Загинайло своего помощничка.

— Засыпались, Роман Данилыч! — отчаянным голосом пропел Стребов. — Засада. Всех на месте повязали. Теперь остальных из взвода тепленьких в постельке берут. Я сразу почуял неладное, когда к банку подгребли. В воздухе смертью пахнет. Чудом ускользнул у них сквозь пальцы, как ершик. От банка — к тебе, вахтер: да только что уперся, беги, догонишь. Я — сюда. Предупредить. Рвем когти, командир!

— Дура ты, Стребов. Чего орешь? Чего за мной помчался? Почему это ты так обо мне заботишься? Свою бы шкуру лучше спасал. И куда ты будешь когти рвать? Оцеплено. Сцапают вмиг, — Загинайло говорил все тем же невозмутимым тоном, как будто ничего не случилось и никакая опасность ему ни чуточку не грозит. Неподвижный, тяжело стоял посередине тротуара, мрачно-иронически взирая на своего собеседника.

— Так что ж, сдаваться пойдем, Роман Данилыч? — погасшим голосом произнес Стребов. — Это папа нас вычислил! Колунов! Он, он! Собачий нюх! Вот дракон! — Стребов сдернул шапку и отер ею потное лицо. — Он и дал команду. Опера давно готовились. Банк — приманка. Заманили нас в ловушку, как мышей на кусок сала — в мышеловку. Роман Данилыч! Что ж мы? Явка с повинной мордой? А?

— Психопат ты, Стребов. Паникер. Шут-пересмешник, подделыватель голосов! — оборвал его Загинайло. — Ясно. Явка с повинной облегчит твою участь. А то, хочешь, со мной. Есть шансик. Махонький, с волосок, но есть. Лови машину. В порт.

— Чего в порт? — Стребов вытаращил свои позеленелые от страха глаза. — На корабле удрать хочешь, Роман Данилыч?

— В точку попал. На торпедном катере. Давай, давай! Минута дорога! — прикрикнул на него Загинайло.

Стребов, выскочив на мостовую, тут же остановил частника. Как раз то, что надо. Тунгуз узкоглазый, промышляет, с властями ему вредно ссориться.