Хани Накшабанди - Одна ночь в Дубае

Все трое покинули место, где до двух утра оставалось полно народу. Как только они расстались с Я, подруга воскликнула, просияв: «Что за чудесный мужчина!»

По пути в аэропорт между ними произошел разговор, подобный прощанию любящих.

— Если бы ты осталась еще! — сказала Ясмин.

— Я скоро приеду, после Нового года.

Она замолчала, вытаскивая из сумочки паспорт и билет, потом продолжила:

— Мне бы так хотелось услышать, что ваши отношения не стоят на месте. Надо либо идти дальше, либо бросать все это. Я не вижу никакой причины медлить с решением. Что касается мнения твоего друга Эфтаба, то дай я еще раз скажу, не делай…

Ясмин прервала ее:

— Эфтаб не дает советы лично мне, Ясмин. Он говорит то же каждому, кто спрашивает его мнения. Я не думаю, что он что-то выдумывает, он открывает нам неизвестное внутри нас.

— Предположим, так. Однако не делай из того, что говорит индийский охранник, Священного Писания. Положись на свою интуицию. Если хочешь, называй свою интуицию внутренним голосом. Пусть так. Главное, делай то, во что ты сама веришь, а не что тебе навязывает этот причудливый человек.

С воодушевлением она добавила, волнуясь:

— Ты ждешь еще кого-то? Потому что без убедительной причины я не вижу ничего, что тебе мешало бы иметь отношения с таким человеком, как Я. Все при нем. Скажу тебе правду: если нет никакой другой причины, я бы подумала, что ты все еще мечтаешь о Салиме. Но я хочу ошибаться.

— Конечно, ты ошибаешься. Салима уже давно нет, он умер, — решительно заявила Ясмин, не поворачиваясь к подруге.

Та продолжила:

— Хорошо. Тогда ищи другую причину своим сомнениям. Как будто ты видишь в нем нечто, чего не вижу я. Главное, принимай решение. Если и стоит чего бояться, то этих сомнений. Так будет с каждым мужчиной. И если Эфтаб был прав по поводу шансов, которые повторяются, то уж точно не у того, кто сомневается.

Ясмин посмотрела на нее, ничего не сказав. Подруга закончила:

— Ты сама виновата в том, что теряешь свою личность. И ритм города вовсе не виноват.

Ясмин была рассеяна. Пытаясь нарушить затянувшееся молчание, подруга сказала, будто извиняясь:

— Не обижайся на мою откровенность. Но я вижу, как ты запуталась. Шанс, который я вижу перед тобой, требует решительности.

Ясмин улыбнулась и спокойно ответила:

— Я ценю твою искренность и знаю, как ты меня любишь, как боишься за меня. Успокойся. Все будет хорошо.

— Кажется, приехали. Не надо выходить со мной. Не люблю сцен прощания. Я выйду прямо перед входом в зал вылета, — сказала подруга, забирая свою сумку с заднего сидения.

Они долго обнимались. Затем она вышла, посмотрела Ясмин в глаза и сказала:

— У Аристофана есть следующее изречение: родина человека там, где ему хорошо. Я же скажу: родина человека там, где его любовь.

Она послала воздушный поцелуй и скрылась среди десятков отъезжающих.

В последующие дни общение между Ясмин и Эфтабом сводилось к коротким пожеланиям доброго утра и вечера. Днем она уходила на деловые встречи, которые проходили одна за другой, а вечером от случая к случаю отлучалась на свидания с Я, который уже вернулся из командировки. Охранник не делал попытки расспросить ее о том, о чем его мнения она не спрашивала. Он коротал часы, либо сосредоточенно читая без устали, либо молча сидя за конторкой.

Каждый раз, заставая его на месте в той же позе, Ясмин чувствовала спокойствие. Она не знала, почему Эфтаб внушает ей это чувство. На этот раз проблема была в ее отношениях с Я, в том, что она колебалась перед принятием окончательного решения — бросить или идти до конца? Она делала выбор, но тут же его меняла. Поддержка Эфтаба и желание, которое нагнетало ее одиночество, заставляли ее думать о Я так, словно он был единственным мужчиной на земле. Именно это ее пугало. В моменты, когда она глубоко задумывалась, ей казалось, что добродетель не является таковой, если совершается в страхе перед наказанием. Так и она не хотела принимать решение лишь из страха перед одиночеством, поскольку она еще не утвердилась в том, что избрала именно этого мужчину, никакого другого.

— Я чувствую, ты делаешь шаг вперед и два назад. Я не вижу, чтобы наши отношения развивались, — сказал он, когда они обедали в ресторане одной из гостиниц. — Если я доставляю тебе неудобство или ты считаешь необходимым, чтобы я ушел из твоей жизни, я буду уважать твое мнение.

— Что заставляет тебя так думать?

— Ты не так близка ко мне, как я к тебе. Ты не так переживаешь, как я. До сих пор ты ничего не спрашивала о моей жизни, ведь ты же о ней ничего не знаешь. И мне ты ничего не рассказываешь. Я знаю о тебе не больше, чем твои коллеги.

— Твоя жизнь принадлежит тебе, а моя мне, — ответила она холодно.

Но он почувствовал в ее ответе неискренность и сказал резче, чем обычно:

— Именно это я и хотел сказать… Но знакомство с человеком вызывает желание узнать его еще ближе. Ты согласна со мной? Ты мне интересна. И мне важно знать, что ты думаешь обо мне.

— Что ты хочешь знать?

— Все, что нас сблизило бы.

Я проявлял в тот вечер такое упорство, что Ясмин, казалось, начала думать о том, чтобы отдалиться от него, хотя бы на время. Но она уже говорила:

— Дело не в отсутствии интереса и не в сомнении, просто я… — она замолчала. — Я принадлежу к такому типу людей, которые сначала все хорошо взвесят.

Он повернулся направо-налево от замешательства, не зная, что ответить:

— Не считаю, что надо обдумывать еще дольше. До сих пор ты стояла на месте. Только я шел тебе навстречу. А ты отдалялась каждый раз, как я становился ближе. Но я в тысячный раз скажу тебе и себе: «Давай! Пусть время само нас сблизит».

Он помолчал, потом продолжил, склонившись к ней: «Я расскажу тебе кое-что о себе» — и посмотрел ей в глаза, проверяя, насколько ее волнуют его слова. Несмотря на то, что она не проявила интереса, он стал рассказывать, не обращая внимания на ее безразличие:

— Я тебе говорил уже, что я из семьи промышленников, разоренных кризисом. Я должен был полагаться только на самого себя, чтобы достичь того, к чему стремлюсь. Хм… Ты помнишь?

— Да, помню. Ты мне уже рассказывал.

— Не буду повторяться. Расскажу о своем жизненном опыте. Наверняка, ты не подозреваешь, что раньше я был хулиганом.

Это пробудило ее интерес, и она сосредоточилась.

— Да. Я был бедовым, рисковым. Я скрыл это от тебя в нашу первую встречу.

— А почему сейчас говоришь мне об этом?

— Хочу, чтобы ты знала, что сейчас перед тобой сидит другой человек.

— Со мной ты перестал быть плохим?

— Ну, не совсем так. Просто мужчина должен вовремя остановиться, я имею в виду, холостяк, и спросить себя, что он хочет от жизни, какой дорогой идет и чего добивается с каждым своим успехом?