Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем

– Блять! – Егор не выдержал такого хамства. – Да что же ты выбираешь тогда?

– Я выбираю любовь.

– Без секса? Платоническую что ли?

– Я не против секса. Но выбираю любовь. Понимаешь?

– Ни хрена я не понимаю. Выбор – всегда из двух. Либо одно, либо другое. А ты опять хочешь и в японском ресторане отобедать, и сделать себе харакири. И что? Кишка тонка!

– Когда-нибудь поймёшь… – Даша артистично зевнула, прикрыв рот ладонью, и наморщилась, после чего её лоб обзавёлся неприятными складками.

Егор ответил на это пикирующим взором, направленным точно мимо Даши в пустоту.

– Лучший способ выйти из интересного положения, – заявил он, – это плюнуть на прихожан с высокой колокольни и сказать, что вам, сирым и убогим, никогда не понять моих великих духовных идей. А вот я не выпендриваюсь на пустом месте и честно говорю, что я – нормальный мужик!

– И гордишься этим, как рыба зонтиком, – по-прежнему зевая, ввернула Даша.

– А, ну издевайся, издевайся. Только и умеешь, что обижать собеседника. А про любовь я тебе уже всё сказал. Хренотень это. Я предпочитаю то, что можно пощупать – тело. От тела и предлагаю отталкиваться.

– Хорошо! Я уже готова, – Даша засияла, как только что огранённый алмаз, и зашептала томным меццо-сопрано: – Мною овладело ужасное желание забиться розовой пантерой в его грязных объятиях. Я мечтала превратиться в лепёшку под чугунным прессом его груди и раствориться в Беломорканале его дыхания…

– На нём были влажные джинсы в горошек, – подхватил эстафету Егор, эротично завывая тенором. – И трусы, расклешённые на уровне талии. Его невинность прикрывала простая ковбойская рубашка, надетая наизнанку через голову под свитер…

– Одним движением руки я отгрызла все его пуговицы, и он сполз по стеночке от удовольствия. Прозрачный халат, висящий на мне, как седло на корове, распахнулся и упал, словно голодный Адам с древа познания, – Даша сложила правую руку змейкой и запшикала на прохожих.

– По нашим телам пробежали пупырчатые мурашки и… скрылись в ближайшей подворотне! – Егор наконец улыбнулся, да так, что весь Голливуд скопом ушёл к дантисту. – Мне показалось, что пол, крыша, стены и мебель раз и навсегда исчезли в бездне её широченного рта…

– Теряя остатки одежды и здравого смысла, я рванулась к нему навстречу… – Даша выставила напоказ торчащие соски и почти задавила Егора, – …но опять поскользнулась на разлитом слесарем солидоле…

– Не прошло и месяца, как в кромешном экстазе слились два северо-западных полюса: «инь» и «ян», эстонец и финка, дворник и снеговик, борщ и запеканка, женщина и утюг! – патетично завершил Егор и почти поцеловал Дашу куда придётся.

Даша скептически похлопала себя по плечам, поправила футболку и едва не достигла письменного оргазма.

– Вот это я понимаю! – Егор вернул тело в одежду и уткнулся в бесстыжий бесовский взгляд своей женской половины.

– И что ты же понимаешь? Тебе до сих пор кажется, что всё это… – Даша взмахнула руками, и на её полотне расцвела картина окружающего мира, – …существует?

– Ты опять за своё? Так хорошо начали… – Егор кое-как справился с возмущением. – Ну, чем тебе эти деревья-то не угодили? А чем провинились белые лебеди? А несчастные прохожие, которые…

Но Егор не закончил мысль. Где-то позади него раздался непревзойдённый человеческий вопль. Вслед за ним весёлым похоронным маршем прозвучала тревожная трамвайная трель, которая, как всегда, отставала на октаву от своей кармы.

Взмыленная Даша и ополоумевший Егор обернулись одновременно, а затем вскочили, ошпаренные шпанской мушкой.

Брутальные крики мужчин, спорадические аханья женщин, глупые вопросы детей, слезливые причитания завидующих, скрип тормозов автомобилей и смертельно побледневшая девушка-вагоновожатый – все они вмиг оказались на Дашином полотне. Картина вышивала сама себя под пристальным наблюдением Мастера, не прикладывающего к созданию шедевра ни малейшего усилия.

– Что случилось? – огорошил вопросом Егор, чётко, будто по сержантской команде, развернувшись к собеседнице.

– Снимай с себя тело, и голеньким в рай [2] Цитата из песни Ольги Арефьевой «Мыловар». , – ответила Даша. – Зато теперь ты знаешь, что абсолютно все желания сбываются, а не только твои.

Егор не выдержал, и, бросив мир, шагнул за пределы лавочки, чтобы взглянуть собственными глазами. Он увидел «Аннушку» – из трамвая-трактира причудливой горсткой высыпали толстенькие буржуи, на ходу доедающие авокадо. Буржуи сходили на землю, тут же смотрели на сломанное трамваем тело и моментально давились едой. Тело лежало неподалёку от «Аннушки», оно было мужским и без признаков насильственной смерти. Перед гибелью усатый гражданин в шляпе и с тросточкой, на которого сам Бог велел нацепить клеймо консультанта, читал книгу – его морщинистая рука сжимала небольшой томик в красном узорчатом переплёте. Вокруг уже толпились эмоциональные участники трагедии. Поседевшая вагоновожатая лет пятнадцати пыталась упасть в обморок, но сердобольная бабулька с дырявой авоськой поддерживала её как могла.

Никто и знать не знал, что самый главный участник событий стоял в пяти метрах от них с открытым ртом и без одежды.

Двадцать восемь минут назад Егор в ответ на предложение гадалки заявить миру о своём желании полушутя подумал: «Пусть жернова гадкой судьбы хорошенько перемелют главного героя этой дурацкой книги!»

Теперь он видел чьё-то тело, которое потеряло душу, и в бесконечном страхе за себя оглянулся в поисках одежды. Стоять нагим на виду у всех в момент полного и окончательного поражения было невыносимо. Он кинулся в сторону лавочки, но Даши там не существовало. Он захотел кинуться под трамвай, но… его уже опередил человек с тросточкой.

Даша взмахнула рукой, и картина невероятным образом спряталась у неё в рукаве.

Завернувшись в белый флаг, чем-то похожий на обычную простыню, Егор тоскливо подгрёб к лавочке и почувствовал тонкий, слегка уловимый аромат розового масла.

«Всякое самоубийство – это возвышенная поэма меланхолии» – вспомнил он.

«Любой взгляд, обращённый наружу, неверен».

Шрила Кармананда, просветлённый джняни

Если мы ещё окончательно не запутались (к чему, разумеется, очень стремимся), то то, о чём мы уже рассказали в главе 3, планировалось быть рассказанным в главе 5 (то бишь в этой).

На самом деле, с каждой главой нам всё труднее и труднее писать эту книгу. Сложные смысловые конструкции, нелепо построенные фразы, болтовня ни о чём – всё это легко и непринуждённо выводит автора и читателя из гетерогенного равновесия. Отсутствие шаблонных художественных приёмов, множество стилистических ляпов и баснословно тяжёлый для восприятия эзопов язык, на котором ведётся повествование, – очевидные для невооружённого читательского глаза недостатки данного художественного произведения. Посему пора брать в руки импульсные винтовки и плазменные бластеры, надевать гриндерсы, седлать глайдерсы и лететь на сражение с Йогуртом к планете Космодрол.