Артур Кудашев - Кофе для чайников

На мой вкус, сейчас «Мон Бижу» — это лучшее в Арске заведение. Пользуясь случаем, приглашаю вас, если вы ещё ни разу тут не были, здесь отобедать. Тех же, кто у нас уже побывал, агитировать смысла нет. Они в курсе. Пользуясь тем же случаем рекомендую всем также попробовать наш новый десерт под названием «Эскейп» — набор фирменных шоколадных конфет, выложенных в форме компьютерной клавиатуры. Это очень вкусно, поверьте. Говорю вам как человек, который этот десерт и придумал.

Эдик сейчас в Москве, уже давно. Сначала он работал там на телевидении: готовил гремевшие одно время программы по мотивам старых музыкальных номеров. А потом Эдик перешёл в кино. Иногда я вижу его фамилию в титрах новых отечественных блок-бастеров.

Магрибов сейчас..

Да, это интересный вопрос, где сейчас Магрибов. После закрытия «Землянки» я на несколько лет потерял его из виду. Знал только, что из армии он вскоре уволился. По офицерскому суду чести. Потом однажды я встретил его на улице. Он был за рулём ярко-жёлтого открытого кабриолета, а рядом с ним сидела девушка сногсшибательной красоты. Я таких во плоти никогда не видел. Сам Магрибов мало изменился, вот только вдел в ухо серёжку с маленьким блестящим камешком.

Тогда он сам меня окликнул и, похоже, был рад меня видеть. Потом я понял, что он был бы рад кому угодно, потому что сам он просто сиял и излучал своё счастье, как калорифер излучает тепло. Я даже немного посидел на заднем сиденье его шикарной машины и подышал духами его шикарной спутницы.

— Ты где сейчас? — поинтересовался мой бывший командир.

Я рассказал ему и спросил о том же.

— А я спортом решил заняться, — отвечал он. — Вот, даже машину спортивную купил. А у тебя какая машина?

— У меня пока нет машины, — ответил я.

— Что, ни одной машины? — искренне удивился Магрибов.

Простились мы дружески. В конце он на секунду сделал-таки серьёзное лицо и приложил палец к губам.

— Наш «обед молчания» пока продолжается, старина! — тихо сказал он мне и уехал.

Спустя несколько лет я мельком видел Магрибова в одном из столичных аэропортов, где сам ждал какой-то пересадки. Он тогда быстрым шагом пролетел мимо меня, катя позади дорожную сумку на колёсиках. Я не стал его окликать. Он явно торопился. И потом, мне показалось, что он не был бы рад увидеть здесь знакомых. На эту мысль меня навели большие тёмные очки, усы и роскошная чёрная шевелюра на его голове. При том, что Магрибов по масти был лысеющий рыжеватый шатен. Но это был он и никто другой. Я не мог его спутать с другим человеком.

С тех пор прошло ещё несколько лет.

И вот, пару дней назад, Магрибов нашёл меня сам, на однокашниках-ру. Он запросил у меня мой электронный адрес, я ответил, и он написал мне большое письмо.

Магрибов сейчас… Да уж, он всегда умел меня удивлять. Магрибов сейчас в Ираке, в системе кейтеринга армии США. Кейтеринг, пояснял он мне, это служба продовольственного обеспечения. Оказывается, американских военных кормит гражданский персонал, который набирают для этого по всему белому свету. Ещё Магрибов написал, что год назад получил канадский паспорт и снимает с меня обязательство молчать про «Землянку».

Итак, «обед молчания» закончился. Теперь, наконец, я могу рассказать всё, что я знаю о ресторане «Землянка». Как вы поняли, я только что это и сделал. Многое, конечно, осталось за рамками, например, о том, кто помогал Магрибову в городе, кто — в дивизии. Кто-то же должен был ему содействовать в его предприятии. Ну, да ладно. Я всё равно этого не знаю, да и знать не хочу. Как я уже говорил, я не особо любопытен. Меньше знаешь — лучше ешь, вот что я вам скажу.

Иногда я думаю о разных отвлечённых вещах. Философствую, короче сказать. И вот о чём я стал подумывать.

Говорят, что американцы скоро уйдут из Ирака. Интересно, а что тогда будет с продовольствием, которое они с собой привезли? Они его бросят? Продадут? Подарят?

И вот ещё интересно, есть ли у них там коррупция? Какой-нибудь подпольный рынок еды? Не знаю.

Наверное, есть. Там ведь тоже — тот же самый белый свет, в принципе. Тот, который один на нас всех. И значит, там всё так же, как и везде. Так же, как и везде на белом свете там есть голод, есть здравый смысл и есть полёт человеческой фантазии, похожей на чёрную ласточку в багровом закатном небе.

Я, кстати, хорошо представляю себе эту огромную, как гора, как пирамида Хеопса, кучу консервированной американской жратвы, помещённой в жестяные банки с яркими этикетками, которые так нравятся дикарям любого толка. Жратвы, которая скоро будет совсем не нужна войскам антитеррористической коалиции. Которую проще и дешевле уничтожить, чем везти куда-либо. И где-то рядом с ней я представляю себе крошечную, в сравнении, фигурку своего старого армейского товарища.

И я почти не сомневаюсь, да что там, я просто вижу, вижу так, как научил меня когда-то наш арт-директор, что сейчас, в эту самую минуту, где-то очень далеко отсюда, возле шоссе на окраине сказочного города Багдад, в большой воронке, оставленной, наверное, какой-нибудь авиационной вакуумной бомбой с инфракрасным наведением копошатся нанятые Магрибовым аборигены — курды, шииты или всякие-разные бывшие фидаины из гвардии Саддама Хуссейна.

Я вижу, что воронка освещается только тусклым светом туристического фонаря, сделанного, наверняка, где-то на сельской фабрике в Китае. Работа кипит вовсю, несмотря на поздний час и поддувающий из пустыни самум. Люди вгрызаются в грунт, выравнивают края ямы, прикладываются к фляжкам с тёплой водой, вытирают со лба коричневый пот и опять берутся за кирки и лопаты.

Никто из них и знать не знает, что он, в отдельности, и все они, вместе, тут делают.

Это знают пока только два человека на Земле. И один из них — я.

2010 г.

Дверь скрипнула и в проём втиснулась рыжеусая голова майора Мокрицына.

— Разрешите? — поинтересовалась голова.

— Вот объясни мне, Мокрицын, — спросил его полковник Хоккеев, начальник Нагорного РУВД города Арска, — почему, как только тебя увижу, у меня сразу настроение портится?

Майор посмел улыбнуться, открыл дверь шире и возник в проёме всей правой половиной своего тела.

— Так ведь, — заговорил Мокрицын, — это участок работы у меня такой, товарищ полковник. Ну, такой, как бы…. Такой чреватый.

Хоккеев ощутил, что где-то в глубине его мозга словно бы поставили чайник на плиту. Шея полковника зарозовела, а глаза начали останавливаться в своём движении. Хотя, пишут, подобного в природе быть не может.

— А мне кажется, майор, что, как ты говоришь, чреватый у нас ты сам. Все пакости, понимаешь, к себе притягиваешь. Зайди нормально. Доложись, что у тебя там.

Майор вошёл в кабинет, прикрыл за собой дверь, на цыпочках подобрался к столу начальства и присел.