Артур Кудашев - Кофе для чайников

— Как доедешь, проверь давление в переднем колесе. Мне кажется, сегодня ты перенапрягаешься.

— Пап, я хотел тебя попросить.

— Да, сынок.

— Можно я куплю себе немного «ДжиПи» или «Хекманн»?

— Зачем?

— Я хочу попробовать, пап. В «Икономист» вчера написали, что фармбизнес резко пошёл вверх, ну, вот, я и подумал…

— Ты помнишь правила? Кто просыпается последним? «Бык» или «медведь»?

— Последним просыпается «свинья», пап. То есть, неквалифицированный инвестор.

— Правильно. Сынок, при всём уважении, на данный момент, ты — не квалифицированный инвестор. Думай об учёбе, а не об акциях. Сейчас это важнее.

— Пап, а кто же тогда просыпается первым? Тот, кто первым обо всём узнает?

— Обычно первым просыпается тот, кто делает само дело, а не тот, кто об этом деле узнаёт. Тот, кто делает дело, вообще никогда не спит. В этом смысле ему даже незачем просыпаться.

— Как это понять, пап?

— Ну, вот тебе свежий пример. Несколько дней назад я работал над одним проектом в Средней Азии. Сделка могла быть интересной, но выяснились кое-какие ненужные мне политико-экологические сложности. Поэтому я решил заморозить проект. Но у меня возникла идея поиметь свой отказ. И я, через своего доверенного человека, слил информацию о проекте партнерам. Как будто бы я всё же собираюсь провернуть эту сделку. Данные, которые им слили, не полны. Мы им намеренно не довели об объекте кое-каких принципиальных мелочей. Они так и не узнали о нём самого главного. Но, однако, решили меня, типа, опередить. Весь мой расчёт был на их торопливую жадность и на личную неприязнь ко мне. Ну, да Бог с ним. Итог затеи стал известен час назад: они покупают этот азиатский актив втридорога. Плюс ещё столько же потеряют, пока прочухают, что у них в руках. Я вёл дело от и до, я полностью управлял этим процессом. А любой посторонний человек, в руки которого эта информация попала бы, полной картины не видит. Он по-настоящему даже не понимает, что с ней делать, какова её истинная цена, для чего она нужна и т. д. Понимаешь, это как если лимонка попадает в руки обезьяны. Она её повертит-повертит, да и взорвёт. У себя в руках. При этом испачкает окружающих своими мозгами. Неприятно, правда?

— Очень неприятно, пап.

— Тебе не понравилась эта метафора, сынок? Хорошо, пусть не лимонка для обезьяны. Пусть будет, ну, я не знаю, кофе, что ли. Кофе для чайников, например. Сам посуди, зачем чайнику кофе? Чайнику нужен чай. А если ты собрался пить кофе — заведи машинку для приготовления эспрессо или хотя бы турку. Понимаешь, сынок?

— Да, пап. Кофе для чайников. Я это запомню.

— Сколько тебе ещё до дома?

— Я почти на месте, пап.

— Ну, тогда, всё. Пока. Посмотри переднее колесо. И перезвони мне сразу после душа.

— Я не смогу, пап. Придёт миссис Дикс.

— А, окей. Тогда созвонимся вечером. Подтяни португальский, сынок. Это сейчас очень важно. Миссис Дикс на тебя жалуется.

— Хорошо, пап. Пока! Я тебя люблю.

— Я тебя тоже, малыш.

«… и, таким образом, за отчётный период лояльность сотрудников компании выросла на целых 14,7%.

Эксперты связывают это, прежде всего, с внедрением систем управления качеством и электронного документооборота, а также увеличением объёма соцпакета и введением ряда других бенефитов. Кроме того…».

— Стёпа, тебя можно отвлечь? Шеф-редактор корпоративного журнала «За «АРАЛ»!» перевёл взгляд с монитора на источник только что прозвучавшего обращения. Перед его столом стояли секретарша шефини и незнакомая девушка лет двадцати пяти, полная, невысокая брюнетка, в очках с круглыми стёклами и с приятной улыбкой на лице. На груди её висел большой профессиональный фотоаппарат «Практика» с мощным телеобъективом.

— Стёпа? — повторила секретарша. — Ты с нами?

— Да-да! — на секунду с усилием зажмурившись ответил Степан. — Извините, но я весь был в новом номере журнала. Скоро дедлайн, а работы — завал. Слушаю!

— Вот это, — представила секретарша. — Вилина. Она — корреспондент издания «Арх-Идея». Знаешь, наверное? Пишет статью о нашем небоскрёбе. В принципе, всё уже готово. Но Вероника Андреевна сказала, чтобы ты с ней тоже побеседовал. Как коллега с коллегой.

— А безопасники?

— Всё согласовано. И фотографии, в том числе. Ну, я вас оставляю!

Стёпа изобразил на лице дружелюбие и предложил корреспондентше присесть.

— Фотографии вот, — она сразу перешла к делу и выложила перед шеф-редактором несколько снимков. — Собственно, это будет не статья, а просто, такая иллюстрированная информационная справка о здании, ну, там, год постройки, высота в метрах, авторы проекта, бла-бла-бла, и плюс изобразительный ряд с соответствующими подписями. Вид с крыши. Вертолётная площадка. Вид снизу. Окружающий квартал. Так сказать, столкновение, контраст старого и нового. Холл первого этажа. Зимний сад. Конференц-зал. Атриум. Ну, и, наконец, ваш знаменитый тридцатиэтажный пожарно-лестничный пролёт. С «колодцем» посередине. По-моему, просто идеальное место для самоубийства! — хохотнув протараторила Вилина.

Стёпа сглотнул набежавшую в рот слюну.

— Как странно, что вы об этом сказали, — промолвил он.

— Почему? — удивилась корреспондентша.

— У нас тут парень один, — Стёпа кашлянул. — Намедни сюда и сиганул.

Глаза корреспондентши, и так помещённые в круглые очёчные рамочки стали круглыми ещё больше.

— Вы его знали? — спросила она испуганно.

— Да как сказать? Он, в общем-то, и проработал у нас недолго. Успел только свой день рождения отметить.

— Кошмар какой! Как же он до этого дошёл?

Стёпа подумал, что разговор, пожалуй, затягивается. Он ещё раз кашлянул и криво усмехнулся.

— Не знаю, девушка. Влияние экономического кризиса, наверное.

2009 г.

В одна тысяча девятьсот шестнадцатом году Его Императорского Величества именным указом Уральско-Сибирская Компания была упразднена, и одноимённая гостиница в городе Арске, как и множество других заведений Компании по всей России, лишилась своего исконного владельца. В память Ивана Францевича, хозяина лавки, расположенной на первом этаже здания гостиницы, крепко запала одна строка из текста августейшего указа. А звучала она так: «дело Компании закрывается, поелику ея торговыя операции более не производятся ввиду отсутствия оных».

«Господи, чего ж удивляться-то революциям всяким, — думал Иван Францевич однажды осенним утром 1918 года, направляясь из дому к строению № 43 на углу улиц Успенской и Александровской, где гостиница и находилась, — ежели власть прежняя захирела умом настолько, что современным, всем понятным языком объясниться уже не могла. Скажем, нельзя было, по соображениям бонтона, писать, что хозяева проворовались дотла и сбежали, ну так и написали бы, что деятельность фирмы просто сошла на нет. А то — «поелику», «оных», «ея»!