Людмила Коль - Земля от пустыни Син

Таня не знает, как нужно жить. Но приходить в дом к родственникам больше не хочется — все сидят по своим комнатам и стараются без надобности не попадаться на глаза друг другу.

Костя тоже что-то говорит Тане про отцовскую диссертацию. Но ей не верится в это.

У Майи Михайловны опухшее лицо, как после долгих рыданий, хотя их никто не видел и не слышал. Она даже улыбается при виде Кости и Тани.

— Ну что ж поделать, — говорит она Тане, зазвав к себе, — нужно жить! Вот так, моя дорогая…

И она повторяет все опять и опять: и про институт, и про фронт, и про партбилет, и про операцию предстательной железы, которую перенес Николай Семенович не так давно, а она бегала в больницу каждый день и дежурила там безвылазно… О последнем Таня из уст Маргариты Петровны слышит другую версию: «Бегала, конечно, в госпиталь, чтобы гулять там целыми днями в парке! Ей ведь главное — свежий воздух и книжка!» Ой, голова от всего распухнет! Поэтому когда бабушка звонит в очередной раз и приглашает на субботу в гости, Таня тут же находит первую пришедшую на ум причину, чтобы отказаться:

— У Кости в понедельник семинар, он будет готовиться.

— Приходи одна.

— А у меня в воскресенье экскурсия от «Интуриста», учу текст, — приходится солгать еще раз.

Слышно, как бабушка на другом конце провода недоверчиво хихикает, и от этого Тане становится еще более стыдно.

— Понимаешь, каждый раз я должна так искусно, так погано врать! — жалуется она Косте.

И оба не могут придумать ничего другого.

Один раз, уже после лета, Николай Семенович звонит Косте и довольно церемонно и пространно объясняет, что Маргарита Петровна и он будут рады видеть у себя Костю и Таню. Они приходят вечером — «в гости» к Николаю Семеновичу и Маргарите Петровне. Майи Михайловны нет дома, и о ней больше не упоминается.

В комнате Николая Семеновича накрыт обеденный стол и чувствуется, что что-то произошло.

— Я пригласил вас, чтобы сказать…

Таня смотрит на полное торжественности лицо свекра, на его сияющие, помолодевшие глаза. И вдруг до нее доходит смысл произносимых им сейчас слов: свекор женится! Нет! Он уже женился! А их пригласил, чтобы сообщить об этом.

Маргарита Петровна сидит с краю и улыбается, глядя на Николая Семеновича. Она ничего не говорит — только смотрит на него любящим взглядом матери.

Таня опускает лицо, и ее глаза ловят толстый палец свекра, на котором поблескивает обручальное кольцо…

Они с Костей едут домой на метро и всю дорогу не произносят ни слова. А что, собственно, сказать?

Уже вечером, когда ложатся спать, Костя, почесывая затылок, смущенно говорит:

— Я думал, что у отца будет все по-другому…

— Это — как?

— Ну… что ему действительно нужна свобода, чтобы дописывать свою научную работу… Мне казалось, что для этого он разводится. А если в рубашках дело…

Он замолкает, но Таня понимает, чего он не договаривает.

Николай Семенович переезжает к своей новой жене.

Скучно описывать все перипетии, связанные с «квартирным вопросом». Но наконец, после долгих переговоров, предложений и вариантов, после яростного дележа имущества — то есть, телевизора, холодильника, шкафа с книгами, дивана, — когда все уже забыли о соблюдении приличий и в выражениях не стесняются, после сведения финальных счетов, когда каждый персонаж добавляет последние штрихи к автопортрету и портрету другого персонажа, вопрос решается, и бывшая квартира остается все-таки Майе Михайловне и Севе.

Костя едет проведать бабушку на новом месте и возвращается расстроенный.

— Плохо ей там, — рассказывает он Тане.

— Но там, кажется, три комнаты?

— Дело же не в комнатах… Здесь она чувствовала себя хозяйкой.

— А там?

— А там, — Костя тяжело вздыхает, — у нее есть только отведенное ей место… И она просто сидит за столом и молчит. Представляешь, каково это ей?

— Ей запрещают говорить?

— Ну… не запрещают, конечно, но… И отцу тоже, кажется, не развернуться.

— Так что же все-таки происходит?

— Не знаю… Плохо все…

В начале мая, на праздник Победы, жена Николая Семеновича выражает желание видеть у себя Костю и Таню — именно так приглашает их Николай Семенович к себе.

Когда они приходят, в незнакомом доме полно незнакомых людей, которые даже не делают вид, что хотели бы с ними познакомиться: безразлично протягивают руку и тут же отворачиваются, чтобы поговорить друг с другом или с Любой — так зовут новую жену. Костя знает, что девятое мая для отца — это всегда большой праздник: он ушел на фронт добровольцем и воевал до конца. Но здесь собрались, кажется, не для него, а просто потому что праздничный день и хочется провести его весело. И, кажется, лишь родственники и знакомые Любы. Во всяком случае, никого из прежних друзей отца Костя среди них не видит.

Маргарита Петровна незаметно выходит в прихожую и съежившимся комочком замирает в углу, пока Костя и Таня приводят себя в порядок. Потом, когда они готовы войти в гостиную, протягивает руки к Тане:

— Дай, я тебя поцелую, Танечка.

Ее сухие ладошки обхватывают Танину голову и слегка прижимают вниз. Таня всматривается в ее лицо и замечает грустную улыбку.

В гостиной уже накрыто, и стол ломится от яств. Люба постаралась: и салаты, и паштеты, и рыба разных сортов, и заливное, и пироги. Дорогой фарфор, переливающийся радугой хрусталь, серебро, протянутые в кольца хрустящие салфетки, графины с наливкой и водкой. Откуда столько?! У Тани разбегаются глаза от всего, что она видит.

Николай Семенович садится во главе стола и по своему обыкновению уже готов произнести речь. Говорит он всегда медленно, четко отделяя одно слово от другого, хорошо поставленным голосом, и это придает значительность всему сказанному. Видно, что ему и самому нравится то, как это выглядит со стороны. Обычно Таня подхихикивает про себя, когда он начинает тост с любимой фразы: «Я не Цицерон, но…». Но не слушать того, что говорит свекор, невозможно.

Сейчас Николай Семенович поднимает руку с бокалом шампанского и ждет, когда гости наконец займут места.

— Гриша, ты сюда садись, рядом с Тамарой, а тебя, Саша, я прошу сюда, — командует Люба, — Костя с Таней сядут справа, рядом с Маргаритой Петровной сядет Юра… Дети, вы сядете рядом со мной…

Но вот шум немного стихает. И Николай Семенович, стукнув слегка ножом по хрустальному фужеру, обводит присутствующих взглядом.

— В этот торжественный для меня день, — говорит он, — я хотел бы произнести тост не только за тех, кто прошел войну, но и за тех, кто не был на фронте, но так же, как мы все, жертвовал своей жизнью. Я имею в виду…

Таня замечает, что Маргарита Петровна смотрит на него с легкой улыбкой, а ее глаза светятся молодостью. Таня помнит, что в этот день Николай Семенович всегда рассказывает эпизоды из своей военной жизни. Но сейчас, вежливо дождавшись конца тоста, мгновенно осушив бокалы, гости настолько поглощены едой, а женщины выспрашивают у Любы рецепты приготовления блюд, что Николай Семенович, ничего больше не прибавив, тоже молча ест и время от времени разливает напитки в бокалы и рюмки.