Людмила Коль - Земля от пустыни Син

— Папа, — обращается к нему Люба, — расскажи что-нибудь из военной жизни, гости с удовольствием послушают.

Николай Семенович, явно довольный тем, что его попросили, не спеша начинает:

— Помню, я пробрался в блокадный Ленинград. В то время Сева был уже в эвакуации с дедушкой и бабушкой, а Маргарита Петровна…

— Кто это такие? — шепотом спрашивает у Тани женщина, которая сидит справа от нее.

— Сева — это старший сын, — так же шепотом отвечает Таня, — а Маргарита Петровна — это мать, старушка, сидит почти напротив вас.

— Таня, положить тебе заливного судака? — кивает на блюдо Люба.

— Спасибо, я потом.

— Мы добрались до Ярославля… — слышится голос Николая Семеновича.

— А тебе? — обращается Люба к Таниной соседке.

— Давай! Только небольшой кусочек…

Николай Семенович вдруг умолкает.

— Продолжай, папа, — оборачивается к нему Люба, — мы слушаем!

— Я, кажется, уже плохо помню, что было дальше, давайте лучше продолжим еду…

Из дневника Николая Семеновича

<<���Год 1980

Соло для пулемета

Впереди дорога, огибая поле, заворачивала налево. И там, впереди, головная часть колонны терялась. Колонна, выбивая сапогами тяжелый, глухой равномерный звук, сама собой как бы уменьшалась и уменьшалась, приближая их к конечной цели.

— Ну вот, отвоевались…

— Да уж…

— Капут, значит…

— А кормить будут?

— Щас! О чем спросил… Как приведут, евреев и комиссаров в расход пустят, тогда и покормят.

— Как в расход? А ты откуда знаешь?

— Проходил уже…

Справа темной сырой стеной подступал к дороге позднеоктябрьский облысевший лес, с тонкими изогнутыми березами по обочине, мрачными от осенних дождей елями и мокрой листвой, которая плотно устлала землю.

— Слышишь, Семен, что сержант сказал?

— Ну…

— Ну?

В окружение попали почти сразу — через неделю после того как их часть привезли из Москвы под Наро-Фоминск. Не успели даже вырыть как следует окопы и установить пулемет.

Они записались в ополчение в институте, и его сразу назначили командиром пулеметного расчета, — его одного из всей их группы, потому что в прошлом году он прошел курсы ПВО и «сдал пулемет» на «отлично». По дороге из Москвы, когда эшелон отправляли на фронт, его пулемет тащили поочередно то Ефим, то Борик — он взял их обоих в свой расчет, потому что дружили еще со студенческих лет и учились вместе в аспирантуре. Он тяжести носить не мог из-за грыжи, которую, по счастью, медкомиссия в суматохе не заметила, иначе не пропустила бы. Но устанавиливал его сам, на тендере паровоза, чтобы обзор был и чтобы удобно; поглаживал, осматривал, чистил. И во время воздушного налета пустил в дело — для пробы. По самолету стреляли конечно же все, даже лейтенант из своего «вальтера»:

— Получай, сволочь!

А он, как их учили, предугадав сначала траекторию полета, послал выходящему из пике самолету вдогонку длинную очередь.

Когда налет закончился, лейтенант прибежал на паровоз:

— Будешь представлен к награде!

— За что?

— Самолет сбили!

— Упал?

— Ты что, не видел?

— Мне отсюда не с руки…

— Сбили, понимаешь?!

— Так все ж стреляли…

— Пулемет-то один!..

В тот раз они легко отделались: самолет сбросил бомбу, рядом с тендером упала — и не взорвалась, только грязью обсыпало. Повезло им тогда. Весь расчет бы убило, всех троих.

И вот потом их так просто окружили, они даже не заметили, просто зашли с тыла — и «Хенде Хох!»…

— Соображать надо, Сема.

— А я что делаю?.. Лесок рядом. Видите, как по нужде отходят? И мы сейчас отойдем — по одному, осторожно — вон в те кусты. Сначала ты, Фима, потом ты, Боря. Встречаемся в двухстах метрах от дороги, найдемся, когда колонна пройдет. Ефим, пошел! А тебе, сержант, спасибо за информацию. Я твой вечный должник.

— Осторожно, ребята. Главное — не бегите, спокойно, а то подстрелят. Удачи!

— Может, ты с нами?

— Я соображу потом. Покормят — тогда и уйду, один, без шума. Они пока не сильно стерегут. Много народу в окружение попало. Вы, евреи, вообще чего на фронте? Какие из вас солдаты?.. Ну, давай! Ни пуха!..

Они шли уже четвертый час. Начинало темнеть; сверху мелко-мелко холодно моросило, и похоже было, что вот-вот эта труха может перейти в настоящий дождь. Хотелось есть.

Он вел их через лес на восток в сторону фронта, откуда доносился еле слышный, но понятный гул. Он опять командовал своим расчетом; хотя все они были в одинаковом звании — рядовые, но его слушались.

Погони не было — немцы не заметили, видно. А может, попросту не захотели возиться — мало ли пленных взяли? Одним больше, одним меньше…

Они спустились в овраг, перешли какую-то мелкую речушку, поднялись вверх на пригорок и увидели, что скоро лес должен кончиться: деревья внизу редели, а вдоль опушки шла грунтовая дорога.

Первым еле вылезавшие из земли черные гнилые избы увидел Рывкин.

— Вон деревня! Может, поесть дадут, ребята, хоть хлеба кусок в рот положить.

— Ты что, Ефим, сбрендил? А если фрицы?

— Какие фрицы? Ни машин, ни людей. Пошли!

И они гуськом, на всякий случай пригибаясь, двинулись к ближней избе. Уже на подходе, дверь избы отворилась и навстречу им, вытирая рукавом рот, вышел долговязый немец.

— Русише зольдатен! Хенде Хох!

Бежать было бы бесполезно — за ним выходил второй, и они, послушно подняв руки вверх и следя за направляющим движением пистолета, направились к сараю.

— Ну вот и поели, Фима.

— Чего делать-то будем? Расстреляют утром всех троих как пить дать.

— Не бухти, Боря, соображать лучше давайте, как выбираться отсюда.

— Спички остались у кого-нибудь?

Борис отыскал в кармане гимнастерки коробок, и они зажгли щепу.

— Ну, ребята, кажется, глухо. Замок амбарный, пальцем не откроешь.

— Скоба…

— Что «скоба»?

— Если отбить как-то… Вместе с замком упадет…

— Умный какой… Слышали, как фриц ногой дверь поддал, чтоб прочнее держалась? Завел, а теперь — отбить… Чем отбивать-то будем? Уж точно членом твоим, прямо сейчас и начнем!

— Через крышу попробовать…

— Ты достань до нее сначала…

— Стойте, видели, деревня какая? Гниль одна. Стало быть, и сарай того же качества. Шарим по периметру, ищем гнилые доски.

Они шли всю ночь, осторожно переходя дороги, перелески, все в том же направлении: к нарастающему гулу, прячась от осветительных ракет. В какой-то момент поняли, что переходят линию фронта, потому что по ним начали стрелять, сзади. И уже не думая об опасности, они побежали вперед. На последнем дыхании ввалились в окоп и в изнеможении рухнули.

— Из какой части, ребята?

— Из ополчения…

— Туго вам пришлось, видно…

— Пить дайте!..

— И поесть… Третьи сутки без еды…