Екатерина Завершнева - Высотка

По натуре я — ну ты знаешь. Одиночка. Могу жить в бункере — и жил, пока тебя не было. Ни в ком не нуждался, ни от кого не зависел. А потом ты со своими предсказаниями… И я тебя впустил, понимаешь? Да ни черта не понимаешь, по глазам вижу! Думаешь, опять он погнал, из жизни одиноких мужчин, на жалость бьет. Почему бы и нет — бью. С тобой все средства хороши — ты же у нас в средствах не стесняешься…

Короче, Ася, я первым не нарываюсь, в пузырь не лезу. Однако следую простому правилу: тронут мое — загрызу. Усекла?

Пока, зверюшенция.

И дверью — бабах.

Все на этот раз? Или нет?

Доброе утро, сказал Кубик, доброе. Ну вы даете, братцы. А я-то, дурак, выспаться хотел в свой единственный выходной. Кипяточком разжиться можно? Я включу?

Делай что хочешь, отвечаю, мне все равно.

Знаю, кивает он. Это основная версия общественности — ей все равно . Я, Асенька, регулярно слушаю сводки новостей, причем как с одного фронта, так и с другого. Третий пока не открыт.

Ожидаем высадки союзников?

Да какие там союзники… Не икалось тебе? Тринадцатый этаж в полном составе бедному Митьке мозги компостирует. Мы с Ваном кое-как соблюдаем нейтралитет, девчонки тоже, а остальные…

Что же я такого сделала?

Ой, Ася, тебе ли не знать, как люди любят совать нос в чужие дела, вопросами задаваться… В нашем же случае вопрос явно животрепещет, причем до такой степени, что хоть стенгазету-молнию выпускай. ГЗ — большая коммуналка, здесь личной жизни нет ни у кого. Короче, сочувствуют Митьке, Баеву, этому даже больше, но что касается тебя…

Ты-то сам кому сочувствуешь?

Всем понемножку, сказал Кубик, открывая краник самовара. И все же поверь старой больной черепахе Тортилле, сокращенно СБЧ, что надо бы как-то иначе… Продолжение редко бывает лучше начала.

М-мм, что ты имеешь в виду?

Сам не знаю. Ладно, забудь. И, главное, поменьше слушай доброжелателей. Митьке повезло, что Ван такой немногословный, иначе куда бы ему деваться с тринадцатого этажа?..

(Как же, забудь. Прямо сразу и вспомнила. Накрывали на стол после зимних каникул, и оказалось, что хлеба нет. Митька говорит — я в палатку, кто со мной? Одеваюсь, ищу свой шарф (понавесили тут, ничего не найдешь), а Лёха меня в дверях перехватывает — не ходи с ним . Я Лёху отодвинула — и вперед. У лифта Петя догоняет, на два слова — и тоже, буква в букву. Петя!! Который сроду мне моралей не читал!..

А я ему: Петренко, мы за хлебом, хочешь с нами?)

Ты пойми, у Митьки вот такая пробоина от Ксюхи осталась, вздохнул Кубик, глядя на меня с сожалением. И никому эту пробоину не залатать — ни тебе, ни Эльке, никому. Через год или два — другое дело, но не теперь. Не повезло тебе, Ася… Или наоборот — повезло? Столько всего произошло — в ГЗ поквартировала, Москву изучила… Ксюха мне сказала однажды, что для нее теперь Москва — только ночная и непременно на скорости… А по каким улицам Митька тебя катал и что на этих улицах искал, лучше не спрашивать. Незнание лучше знания бывает, я так считаю.

Вот ему, Митьке, точно не повезло. Видела бы ты его, когда он свидетельство о разводе получил… Заперся и три дня не выходил, даже Ван дозваться не мог.

Кубик помолчал, соображая, хватит мне или добавить. И решил добавить.

Ася, я ведь ваш разговор под дверью слышал. Не нарочно, конечно, меня Митька своей трубой иерихонской разбудил. Голосище у него… Еще бы, при таком-то резонаторе… Не хотел я говорить, но придется.

Митяй тогда из больницы сбежал, надоело ему без дела лежать. Вернулся, так сказать, раньше срока, ну а тут… Блин, такая лажа получается, Ася… Короче, заперлись они, Митька стучал-стучал — не открывают. Собрался было дверь выносить, а Толик ему из-за двери, ну точно теми же словами — у нас все в порядке, Митенька, не ломись, не надо… Ты только представь, что он должен был испытать, когда под этой самой дверью…

Я Митьку не первый год знаю. Если сказал — увидимся, значит, увидитесь. Не сегодня-завтра вернется, как и не было ничего. Но ты хорошенько подумай, надо ли оно — не тебе! — а ему. Если ты в состоянии думать сейчас о ком-то, кроме себя.

И вообще, я бы только за, но сама посуди — не выходит каменный цветок.

Не получается.

Как я ни упиралась, Митя и Кот выцарапали меня из-за стола, учебник по социалке отняли, дали пять минут на сборы и повели на ВМК отмечать день программиста. Какой изумительный праздник, но в нем явно не хватает нас. Говорила же вам — напрасная трата времени. Народ пьет-гуляет, я одна с постной физиономией; программерский юмор не доходит — нет биоса (Кот сострил); кругом веселятся, а я думаю о социалке (зачет послезавтра, еще не бралась); Митя переводит с программерского на русский: «мама» — это материнская плата, понимаешь? А тут вообще понятно без перевода: «connect 1970 — no carrier 1993», эпитафия хакеру. Молодцы первокурсники, достойная смена растет.

На сцене появляется чтец, обряженный в белую простыню, ватная борода, ночной колпак — типа Господь Бог; или это у них евангелист Иоанн так выглядит?

«Вначале было слово, и слово было два байта, а больше ничего не было. И отделил Бог единицу от нуля, и увидел, что это хорошо».

(Митя, пойдем? Или оставайся, я сама пойду.)

«…и сотворил компьютеры, и назвал их хардом, и отделил хард от софта».

(Дай дослушать, говорит Митька, это святое — библия программиста, отличный номер.)

«И сказал Бог: создадим программиста по образу и подобию Нашему, и пусть он владычествуют над компьютерами, и над программами, и над данными.

И создал Бог программиста, и поселил его в своем ВЦ, чтобы работал в нем.

И повел Он программиста к дереву каталогов и заповедал ему: из всякого каталога можешь запускать программы, только из каталога Windows не запускай, ибо маст дай».

(Митька, я ушла…

Боже, какая ты зануда. Ну ладно, двинули.)

Совестно, что выдернула его, он бы еще послушал. Глупо, вообще глупо все. В кармане приватизационный чек на 360Кб, которым меня одарили на входе — и что теперь с ним делать? Бочкарев и компания выдали водку для протирки контактов — ах, как свежо!.. Контакты наши блестят как новенькие, у обоих. Конечно, тут на каждом углу наливают, а есть по-прежнему нечего. Чувствую, придется завтра Митькиным способом себя реанимировать, нашатырный спирт в стаканчик капать точно по рецепту.

Митька не обижается — ты не в духе, да? Мы с Котом хотели как лучше, вытащили погулять, а ты злая, как не знаю кто. Пойдем на лавочку, разговор есть.

Та самая лавочка под кустом сирени, на которой два года назад (или три?) я уснула, дожидаясь, пока Гарик закончит тему «Титрование» в аналитическом практикуме. Он все титровал и титровал, и я сама не знаю, как это получилось… Просыпаюсь, на дворе темно, надо мной стоят два гаврика и обсуждают, будить или не будить, и что у нее там на спине написано — I love чего? — она на последнем слове лежит, не видно. Повернем на другой бок? Я вскакиваю, как ошпаренная — ну, Гарик, держись. Что-то ты мне в свое оправдание скажешь?