Лоран Годе - Смерть короля Тсонгора

— Что я должен сказать им, Тсонгор? — спросил слуга.

— Скажи им, что я умер потому, что не захотел выбирать между ними. Скажи им, что эта свадьба проклята, потому что она заставила пролиться мою кровь, и от нее надо отказаться. Пусть Самилия какое-то время останется незамужней. А потом выйдет замуж за кого-нибудь третьего. Скромного жителя Массабы. У которого нет никакой армии. Скажи им, что мне хотелось бы, чтобы все обернулось не так, как сейчас. Но все наши планы рухнули. Растолкуй им все это. Я никого не хочу обидеть. Просто такую злую шутку сыграла с нами жизнь. Нужно смириться. Пусть они оба возвращаются туда, откуда приехали, и начнут новую жизнь.

— Я скажу им это, — ответил Катаболонга. — Попытаюсь найти нужные слова. Скажу им, что такова твоя воля.

Катаболонга замолчал. Позволил в ночи снова воцариться тишине. Ему не хотелось больше ничего говорить. Но он все же добавил тихо и печально:

— Я все скажу им, Тсонгор, но это ничего не изменит.

— Я знаю, Катаболонга, — ответил Тсонгор, — но все же нужно попытаться.

И снова наступило долгое молчание. Потом король Тсонгор опять заговорил:

— Есть еще кое-что. Вот, возьми это, Катаболонга.

В густой темноте ночи Массабы он вложил в его ладонь какой-то маленький предмет, который старый слуга принял с почтением. Это была покрытая патиной старая монета из красной меди. Она была словно отполирована временем. Чеканка на ней едва различалась.

— Это старинная монета, которую я храню всю свою жизнь. Единственная вещь, которая осталась у меня от империи моего отца. Единственная вещь, которую я взял с собой, когда ушел собирать свое первое войско. Она оплатит мой проход в царство мертвых, как это положено. Ничего иного от нее я не хочу. Эту монетку ты вложишь мне в рот, я буду держать ее своими мертвыми зубами, когда предстану там перед богами.

— Они с уважением пропустят тебя, Тсонгор. Увидев короля такой великой империи, они поймут, каким человеком ты был.

— Слушай, Катаболонга, — продолжал Тсонгор, — слушай внимательно, я еще не все сказал. Полагается вложить монетку мертвому в те минуты, когда начинается похоронная церемония, чтобы он как можно скорее достиг другого берега. Но я хочу не этого. Во всяком случае, не сразу. Ты храни ее у себя. И смотри, чтобы никто из моих сыновей не подменил ее другой монетой. Завтра я буду мертв. У тебя — та единственная монета, которая может оплатить мой проход, и я прошу тебя всегда хранить ее при себе.

— Зачем? — спросил Катаболонга, который никак не мог понять, чего хочет от него король.

— Ты будешь хранить ее до того дня, когда вернется Суба. Только когда он возвратится в Массабу, ты сможешь передать моему мертвому телу монету для оплаты прохода в иной мир.

— Но ты понимаешь, что это означает? — спросил Катаболонга.

— Да, понимаю, — спокойно ответил король.

— Ты многие годы будешь скитаться без отдыха, на многие годы будешь приговорен к мукам.

— Да, знаю, — повторил Тсонгор. — Завтра я буду мертв. Но я хочу дождаться возвращения Субы и только тогда умереть окончательно. А до тех пор пусть я буду мятущейся тенью. Я еще буду слышать звуки мира людей. Я буду душой, не нашедшей последнего приюта. Неприкаянной душой. Я хочу этого. У тебя одного будет монета, которая может дать мне успокоение. Я подожду сколько нужно. У Тсонгора не должно быть отдыха, пока еще не все закончено.

— Я исполню твою волю, — сказал Катаболонга.

— Поклянись, — потребовал король.

— Клянусь, Тсонгор. Клянусь десятками лет, которые связали нас, тебя и меня.

И опять они долго молчали. Им не хотелось больше говорить. Их окутывала ночь. Но потом король Тсонгор снова заговорил. Словно с сожалением.

— Идем, Катаболонга, для разговоров времени уже не осталось. Солнце скоро взойдет. Надо кончать. Идем. Подойди. Пусть твоя рука не дрогнет. Возьми то, что принадлежит тебе.

Катаболонга подошел к старому Тсонгору. Пригнувшись. Так его тощая фигура напоминала страшного паука. Он достал из ножен кинжал и держал его прямо перед собой. Теперь он стоял совсем рядом с Тсонгором. Почти вплотную к нему. Они оба могли ощущать на своей коже дыхание друг друга. Король Тсонгор ждал. Но ничего не происходило. Катаболонга опустил руку. Он заплакал, как ребенок, и еле слышно произнес:

— Я не могу, Тсонгор. Это выше моих сил. Я не могу.

Король взглянул на лицо друга. Он никогда даже подумать не мог, что тот может плакать.

— Вспомни о нашем договоре, мой друг, — сказал он. — Ты только берешь то, что я должен тебе. Вспомни свою жену. Своих братьев. Свои земли, которые я предал огню и истоптал. Я не заслуживаю твоих слез. Раздуй огонь своего прежнего гнева. Он здесь. Пришло время ему вспыхнуть снова. Вспомни о том, что я отобрал у тебя. О том, что я разрушил. Мы вдвоем посреди огромного лагеря надменных воинов. Я тоже там. Перед тобой. Маленький и уродливый король-преступник. Я смеюсь над твоими словами. Я смеюсь над твоим мертвым народом и твоими разрушенными деревнями. У тебя в руках нож. Ты — Катаболонга. Никто не может смеяться над тобой, чтобы не поплатиться за это жизнью. Ты жаждешь мести. Перед всей моей армией… Смелее, Катаболонга, пришло время заставить засмеяться твоих мертвых и смыть давние оскорбления.

Катаболонга всем своим телом нависал над королем. Лицо его было непроницаемо, зубы сжаты, слезы катились из глаз.

— Я уже не вспоминаю больше о своих мертвых, Тсонгор, — сказал он. — Сколько ни роюсь я в своей памяти, я вспоминаю только тебя. Те десятки лет, что я служу тебе. Те сотни обедов с твоего стола, которые я съел. Катаболонгу-мстителя я похоронил. Он остался там, в прошлом. Вместе с королем-воином, каким ты был некогда. На той сожженной земле, которая уже не имеет имени. Они оба стоят там. Лицом к лицу. В двух шагах друг от друга. Но я уже не тот человек. Я смотрю на тебя. Я твой старый носитель золотого табурета. И больше никто. Не требуй от меня этого. Я не могу.

Он выпустил из руки кинжал, и тот упал к его ногам. Он стоял, опустив руки, не в силах что-либо сделать. Тсонгору хотелось обнять своего старого друга, но он сдержал себя. Он быстро нагнулся, взял кинжал и, прежде чем Катаболонга понял, что он хочет сделать, двумя четкими движениями рассек себе вены. Из запястий короля потекла темная кровь, теряясь в черноте ночи. Голос Тсонгора зазвучал снова. Спокойно, мягко.

— Ну вот. Я умираю. Ты видишь. Это продлится какое-то время. Кровь будет вытекать из меня. Я останусь здесь до конца. Я умираю. Ты ничего не сделал для этого. Теперь я прошу тебя оказать мне услугу.

Он говорил, а его кровь продолжала течь. Она уже струилась по его ногам.

— Скоро придет день. Смотри. Он не задержится. Солнце осветит хребты на холмах раньше, чем я умру. Ведь для того, чтобы моя кровь вытекла из меня, нужно время. Сбегутся люди. Все поспешат ко мне. Я буду в агонии, но все равно услышу стенания моих близких и — отдаленно — гомон моих нетерпеливых воинов. Я не хочу этого. Ночь скоро кончится. Я не хочу пережить ее. Ты один, Катаболонга, ты один можешь помочь мне. Речь уже не о том, чтобы ты убил меня. Это я уже сделал за тебя. Речь о том, чтобы избавить меня от этого нового дня, который уже рождается и который я не хочу видеть. Помоги мне.