Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки

— Только женщину, — ответил Около.

Офицер повернулся к стоявшим за порогом.

— Вы хотите забрать его? — спросил офицер. — Но он сумасшедший, и, если он еще раз попадется нам на глаза, у вас будут неприятности.

Мать мужа и мужчины закивали в знак согласия.

— Мы отправим его домой с завтрашней лодкой, — сказал один мужчина.

— Ты пойдешь с ними? — спросил офицер у Около.

На сердце у Около стало светло, но тут же смерклось, ибо он вспомнил о матери мужа. Но другой голос сказал ему, что раз он не виноват, то бояться ему нечего.

— Да, я пойду с ними, — смело сказал Около.

— Тогда живо убирайся, — сказал офицер голосом, способным проломить стену.

Около встал со скамейки и направился к двери.

— Если ты еще раз попадешься нам, мы отправим тебя в сумасшедший дом, — громко сказал офицер вслед Около и тем, кто его уводил.

Была ночь, и на немощеной улице в районе трущоб тьма была больше чем тьма, ибо это была всеми забытая улица. На всеми забытой улице стоял дом, стены и крыша его были сделаны из рифленого железа, листы которого прикреплялись друг к другу болтами. А в доме вокруг керосиновой лампы сидели мать мужа, сын ее, невеста с братом и другие мужчины и старые женщины.

А поодаль от всех, в углу, ждал Около, ждал и слушал свое сердце.

— А мы не можем начать без него? — сказал кто-то нетерпеливый.

— Подождем немного, — ответил кто-то.

— Надо за ним сходить, — сказал нетерпеливый.

— Он сам придет. Он работает сверхурочно. Подождем немного, — сказал терпеливый.

Наступило молчанье, и люди стали тише молчанья.

— Тень умершего вошла в этот дом, — сказал кто-то.

Все сразу заговорили, засмеялись, словно что-то развеселило их сердца. Но тут раздался стук в дверь, и все замолчали и посмотрели на дверь. В рабочей одежде в дом вошел тот, кому подобало задавать вопросы.

— Наконец-то, — сказал кто-то.

— Я с работы.

С важным видом он отыскал себе место и сел и, оглядевшись, увидел в углу Около.

— Это тот самый? — спросил он.

— Да, это он, — ответил кто-то.

— Тогда давайте начнем. А то я еще не был дома, и голод крепко держит меня. Итак, Около, трогал ли ты эту девушку? — спросил он, указывая на невесту. Он смотрел на Около так, словно взглядом хотел проникнуть в его сердце. Около встал и вышел из угла на свет.

— Нет, я ее не трогал. Спросите ее. Она подтвердит, что я ее не трогал, — громко сказал он.

Задававший вопросы улыбнулся и сказал, что девушка тогда спала и сама может не знать.

— Готов ли ты поклясться именем Амадосу? — спросил он.

— Я знаю, что я не трогал ее, поэтому я готов поклясться любым божеством, — бесстрашно сказал Около, ибо знал что правда на его стороне.

— Твое сердце под твоим замком, Мы не можем открыть его и заглянуть вовнутрь. Это могут лишь боги. Клянись, — сказал задававший вопросы.

Около без страха в сердце вышел в темную-темную ночь на всеми забытую улицу и, подняв правую руку, громко сказал:

— Внемли, Амадосу. На мою голову пало то, чего я не могу стряхнуть. Если я виноват в том, в чем меня обвиняют, подай знак. Внемлите мне те, кто в земле, услышьте меня те, кто умер!

Поклявшись, Около вошел в дом и сел на свое место в углу.

— Вы видите, что сестра моя ничего не знает? — с улыбкой-улыбкой спросил ее брат.

— Погоди, пока ей настанет время рожать ребенка, — зловеще и глухо сказала мать мужа. — Тогда-то те, кто в земле, и те, кто умер, схватят ее, и она не сможет родить, пока не признается начистоту.

Никто никогда никакой клятвой не мог доказать свою невиновность в подобном деле, и Около сидел в углу и спрашивал сердце, отчего это так повелось. И сердце дало ему ясный ответ, но он уже не мог ни думать, ни задавать вопросы. Он сидел и молил Войенги, чтобы слова отца, доносившиеся издалека, всегда звучали в его сердце. И они звучали все громче и громче, и стали громом, и заглушили все голоса вокруг.

Лодка была полна мужчин, женщин и детей, которые возвращались домой. Она была так переполнена, что некуда было вытянуть ноги. И Около сидел, прижавшись коленями к подбородку, и думал, как бы кого не коснуться. Этот урок он усвоил. Сердце его улыбнулось. Но возможно ли, чтобы тело твое не касалось другого тела, чтобы сердце твое не касалось другого сердца, на радость или на горе? Можно ли так сжать свое сердце, чтобы ничто в него не вошло? Уносит ли ветер сказанные слова? Нет! Так видело сердце Около. Нельзя, чтобы сердце не касалось другого сердца, нельзя так сжать свое сердце, чтобы ничто в него не вошло. Ничто не может войти лишь в сердца тех, у кого нет тени. Люди без тени мертвы. А сказанные слова? Сказанные слова живучи, словно бобы какао. Подобно бобам какао, они прорастают и дают жизнь. Так думало сердце Около, и он понимал, что слова его не умрут. Они войдут в сердца и прорастут в них, как зерна на жирной прибрежной почве. Может быть, смысл его жизни в том, чтобы посеять суть в сердцах людей, спрашивая, знают ли они суть?..

И Около взглянул на мир, на людей, развалившихся в лодке, — каждый и каждая старались устроиться поспокойнее, поудобнее, нимало не думая о соседях. А что получалось? Ссоры. А на робких давят со всех сторон, пока это только возможно.

В чем же смысл их жизни? Нет, у них не может быть один общий смысл в жизни. У каждого мужчины свой смысл жизни, у каждой женщины свой смысл жизни. У каждого человека свой смысл жизни. Каков смысл жизни Изонго? Быть может, Изонго вовсе не знает смысла жизни. Быть может, он бредет в темноте и от страха цепляется за все, что попадет под руки. На свете много людей, подобных Изонго, утративших направление, как лодка в речном тумане. Ты гребешь, а лодка плывет по кругам или даже назад до тех пор, пока туман не рассеется или ты не услышишь голосов своей деревни. Вся разница в том, что утративший направленье Изонго ведет других, также утративших направленье, и даже тех в деревне, кто своим голосом старается направить других на истинный путь.

А Самый Большой в Сологе? Каков смысл его жизни? Быть может, он знает, быть может, не знает. Быть может, он знает, но видит мир в зеркале, а в зеркале человек видит лишь самого себя. А тот белый, начальник служащих? Он такой же. Только что кожа белая. Как он удивился, что кто-то, подобный Около, может искать суть. Наверно, белый отец, умирая, не сказал ему поучительных слов.

Да, у каждого свой собственный смысл жизни. И в этом корень всех бед. Никто не может войти в сердце другого. Ты хочешь войти, а тебя выталкивают в дверях. Ты пускаешь другого, чтобы он все увидел в твоем сердце, и тогда про тебя говорят, что у тебя нет тени, что ты ничего не знаешь… Может быть, он неправ. Быть может, на свете один смысл жизни, и у всех лишь свои особенные пути к нему — так христиане, мусульмане и язычники стараются по-разному, каждый по-своему, постичь единого Бога. А к чему стремится он сам? У сути имени нет. Имена вызывают разногласия, разногласия вызывают борьбу. Пусть у сути не будет имени, пусть она останется безымянной…