Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки

Самолет дрогнул, и шум турбин превратился в надрывный, визгливый рев, потом рев немного ослаб, но тут же усилился снова, и самолет двинулся вперед, разворачиваясь и выруливая к взлетной полосе. Здесь он на секунду замер, но турбины взревели с новой силой, и вся эта огромная ревущая махина понеслась вперед, оторвалась от земли, и поле аэродрома плавно провалилось вниз.

Африканец в черном костюме уже несколько раз пропутешествовал к хвосту самолета и обратно, всем своим видом источая неудержимую радость, словно атмосфера полета вливала в него радостную, живительную силу и он непременно должен был всем это показать. Каждый раз, проходя мимо Баако, он одаривал его лучезарной улыбкой, и, когда он совершал свой третий вояж, Баако отвернулся к иллюминатору и стал прикидывать, как ему избавиться от этого неугомонного путешественника, если он полезет с разговорами.

Человек в черном костюме подсел к Баако, когда Северная Африка, расчерченная узкими полосками дорог, подернулась дымкой и под самолетом возникла желто-коричневая гамма бесконечных песков Сахары. Он плюхнулся в кресло, сияя улыбкой, словно бы сошедшей с рекламы виски, пива или сигарет, изготовленных специально для осовременившихся африканцев, и, усевшись, еще несколько секунд продолжал демонстрировать свою рекламную улыбку. Потом привычным и явно отрепетированным движением он чуть-чуть оттянул борт пиджака на груди, и рука его, скользнув куда-то внутрь, извлекла пакетик в блестящей целлофановой обертке. Он протянул пакетик Баако:

— Сигарету?

— Не надо. Не надо, спасибо.

Мужчина в черном костюме легонько похлопал себя по карманам. Через секунду он нащупал то, что искал. Это была зажигалка — выточенная, как казалось, из кристалла затвердевшего пламени; нежно обласкав ее пальцами, он нажал на кнопку. Вспыхнувший факел был необыкновенно высоким, но предельно аккуратным и гладким; владелец зажигалки, не уменьшая огня, держал над ним кончик сигареты еще несколько секунд после того, как сигарета задымилась, а потом, словно человек, погруженный в глубокую задумчивость, медленно и плавно прикрутил регулятор, гасящий пламя. Когда огонек окончательно исчез, он бережно опустил зажигалку в карман.

— Вы не курите? — спросил он.

— Очень редко.

Мужчина в черном костюме, повернувшись в кресле, подвинулся к Баако и протянул ему руку.

— Бремпонг, — сказал он. — Генри Роберт Хадсон Бремпонг.

— Баако.

— Вас назвали так при крещении?

— Я некрещеный, — ответил Баако.

— Да нет, — сказал Бремпонг. — Я не о том. Это ведь не фамилия, правда? — Он хихикнул — не очень, впрочем, уверенно.

— Моя фамилия Онипа.

— Немного странная фамилия.

— Родовая, — сказал Баако. — И по-моему, самая обычная.

— A-а, вы вот о чем. — Бремпонг рассмеялся. — Ну да, ну да.

Баако понял, что от дружеских подходцев Бремпонга не отделаешься. Он еще раз посмотрел в иллюминатор. Под самолетом проплывали серебристые облака, и, глядя вниз, он ощутил их притягивающий, почти осязаемый зов. Потом облака разошлись, и далеко внизу Баако снова увидел монотонно-многоцветный пейзаж Сахары. Некоторое время назад, пролетая над Средиземным морем, он попытался внутренне собраться, освободиться от лишних мыслей, чтобы целиком сосредоточиться на приближающейся встрече. Ему хотелось понять, какие чувства вызовет в нем родная земля, и он не отрываясь смотрел в иллюминатор.

Но когда показался Африканский континент, Баако остался совершенно спокойным. Он не ощутил в себе никаких сильных чувств, да и никаких чувств вообще. Синее море сменилось коричневатой сушей с редкими островками зелени, и вместо чувств на Баако нахлынули мысли. Он думал — очень ясно и резко — о гигантском однообразии проплывавших внизу ландшафтов и о громадности всего, что происходило в этом мире, где еще не развеялась живая тьма прежних преступлений, а новые пласты продолжающейся жизни уже похоронили под собой и давние преступления, и недавние события, так что их стало невозможно осмыслить. Но здесь, в отдалении от всего земного, эти странные мысли не будили в его душе никаких чувств — кроме стремления к полному покою.

— Я никогда не встречал вас в Лондоне, — продолжал Бремпонг.

— Я никогда не был в Лондоне.

— Вот-вот, поэтому-то мы и не встречались, именно поэтому. — Бремпонг помолчал. — А где же вы были?

— В Америке. В Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке? Ну конечно, конечно, в Нью-Йорке. — Бремпонг опять неуверенно помолчал, словно он хотел сказать что-то очень важное про Нью-Йорк, да вот совершенно неожиданно забыл. В конце концов, ничего не придумав, он воскликнул: — А хорошо возвращаться домой!

Баако слабо улыбнулся.

— Вас это тоже, конечно, радует, — сказал Бремпонг.

— Да нет. — Баако повернулся к своему спутнику. — Скорее тревожит.

— Ну, тревожиться тут не о чем, — сказал Бремпонг, — совершенно не о чем. Разумеется, дома не пошикуешь так, как в Лондоне или Нью-Йорке, но…

— Это-то меня мало волнует.

Бремпонг нахмурился:

— Не понимаю вас.

— Я совсем не представляю себе, что меня ждет.

— Вы давно уехали?

— Пять лет назад.

Бремпонг широко улыбнулся.

— Знаете, сколько времени я провел за границей во всех моих поездках? — Глубоко затянувшись, он медленно выпрямился, неспешно привалился к спинке кресла и выпустил тонкую струйку дыма в углубление для лампочки над своей головой. — Восемь лет. Восемь годочков как один день — если подсчитать всё мои поездки.

— В одной стране?

— Ну, не совсем, — сказал Бремпонг. — И время от времени я возвращался домой. Но вообще-то я жил главным образом в Англии. Эту страну, — добавил он со смешком, — я знаю как свои пять пальцев.

— И вам легко возвращаться домой?

— А что тут трудного? Впрочем, я вас понимаю. Конечно, необходимо как следует подготовиться. Кое-что дома просто невозможно купить. Перед поездкой домой я запасаюсь всем, что мне нужно, — костюмы там и прочее. Это же очень просто. Сейчас, например, я приобрел две прекрасные машины. Германские. Новенькие, только что с завода. Я отправил их домой. Морем.

Баако глянул вверх, на покатый потолок салона.

— Видите эту штуку? — Бремпонг вынул зажигалку. — Найдете вы в Гане что-нибудь подобное? У меня верный глаз. Я купил ее в Амстердаме, прямо в аэропорту. Ох, и хороши же там магазины, в Амстердаме. А какие там магнитофоны! Я купил себе один, в прошлом году, и он до сих пор работает как часы. — Бремпонг снова откинулся на спинку кресла, и его голос смягчился до певучего полушепота: — Надо только знать, за чем охотиться, когда вам удается вырваться за границу. А иначе вернешься как дурак, с пустыми руками, и вся поездка гиене под хвост. — Неожиданно в тенористом полушепоте Бремпонга зазвучали визгливые ноты: — Но если вы хорошо подготовились к возвращению, тогда вам беспокоиться не о чем.