Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки

На крик сбегались люди, в лавке становилось все теснее.

— Можешь подыхать с голоду, и ты и твоя семья. Никому больше в долг не стану давать. Клянусь предками, ты мне за все заплатишь. Я в полицию пойду.

— Ну идем в полицию! Идем! — кричал Дьенг, хватая его за руку.

— Пусти меня!.. Говорю тебе, пусти.

— Идем!

— Ты заплатишь мне, клянусь! И раз так, никому больше ни за что не отпущу в долг.

— Мбарка, при чем же тут мы? — вмещался Ибу. — А тебе, Дьенг, следует быть посговорчивее, раз за тобой долг.

— Мне надоело, Ибу, быть сговорчивым. И не вмешивайся, ведь я не тюфяк, сам за себя постою. А ты бы продал свой дом? Ну, говори?..

— Да меня только просили узнать! Вот и все. Ты должен мне, а кричишь больше, чем я. Говоришь, на тебя напали? Врешь. Просто задумал потихоньку истратить деньги, которые получил по переводу. Но от меня ты не увернешься, ты мне заплатишь.

При этих словах Дьенг, которому уже казалось, что окружавшая его в последние дни стена враждебности исчезает, обвел глазами толпу, ища сочувствия, но встретил недоверчивые и осуждающие взгляды.

— Да я же был с ним, Мбарка, когда его ограбили. Зачем настраивать людей против него? — сказал Горги Маиса, проталкиваясь к прилавку и кивая в сторону Дьенга, который стоял, опустив голову.

— А я все равно не верю. И ты мне заплатишь, мне даже не придется для этого выходить из лавки.

— Не говори так, Мбарка!

— Оставь его, все же знают, что Мбарка водится с темными людьми.

— Не ваше дело! Никому больше не дам в долг.

— Но ведь наши-то мужья платят. Мой, например, вчера заплатил, — возразила какая-то женщина.

— Конечно, если задолжал, нужно платить. И нельзя должнику язык распускать, повежливее надо разговаривать с кредитором, — сказала Даба.

— А ты, Даба, всегда заодно с этим вором Мбаркой, — вмешалась Мети, за которой кто-то уже сбегал к водоразборной колонке.

— Я не с тобой разговариваю, Мети.

— Зато я с тобой разговариваю, — отвечала Мети, становясь прямо перед Дабой. Несмотря на возраст, Мети была известна своим умением вести перепалку. Оставив в покое Дабу, она повернулась к лавочнику: — Сколько мы тебе задолжали, мы помним. Долг свой заплатим!.. Но не можем же мы только ради твоего удовольствия разрезать себя на куски.

— Мети, помолчи, это не женского ума дело. Я говорю с твоим мужем. Он мне должен, его имя тут у меня, в списке…

— Как раз это мое дело, ведь он мне муж, и за продуктами ходила я, а не он. Ты все подсчитал, я — тоже. А что касается перевода, я вижу, у тебя уже слюнки потекли. Так утрись — деньги украли.

Мети совсем разошлась; вытянув руку, она старалась ткнуть указательным пальцем прямо в лицо Мбарке.

В толпе чувствовалось все больше сплоченности.

— А все деньги! С ума можно сойти, сколько скандалов из-за них с тех пор, как у нас Независимость, — сказал какой-то мужчина, проталкиваясь к прилавку, чтобы лучше видеть, что происходит.

— Да будет проклят тот, кто их выдумал! — поддержала женщина, стоявшая рядом.

— И верно, с некоторых пор у нас все меряют на деньги, — сказал кто-то сзади.

— А ведь нужны-то они только на то, чтобы жить, кормить семью.

И вдруг толпу всколыхнул взрыв смеха: это Мети трижды выругалась по-французски. «Дерьмо!» — кричала она.

В это время всеобщее внимание привлек тощий старик Баиди. Длинный и худой, он тоже протиснулся в лавку и с высоты своего роста оглядывал толпу. Несколько дней назад, вернувшись от Дьенга с пустыми руками, он сказал женам:

— Скорей умру с голоду, чем еще раз обращусь к Дьенгу.

И сейчас он заявил нравоучительным тоном:

— Что правда, то правда: если брал в долг, расплатись.

— Погонщик ослов всегда заступается за того, кто даст ему сена. Невелика заслуга уплатить долг, если есть чем, — напустилась на него Мети, все еще не желая успокоиться, несмотря на уговоры мужа и соседей.

— Когда мужчина теряет власть над женой, он в бабу превращается, — ответил Баиди, глядя в упор на Дьенга.

— Мужчина превращается в бабу, если он только болтает языком. Мужчины бывают разные, — отрезала Мети.

Старик счел за лучшее промолчать.

Но женщины дружно поддерживали Мети. Столпившись вокруг нее, они ругали лавочника на чем свет стоит.

У двери остановилась черная машина. Мягкой, крадущейся походкой в лавку вошел Мбайе. Благодаря своей репутации делового человека и европейской одежде он имел известное влияние в квартале.

Спокойный и уравновешенный, он за четверть часа сумел всех умиротворить. Люди разошлись. Выходя вместе с Дьенгом, Мбайе сказал:

— Дядюшка Дьенг, а я тебя ждал сегодня утром.

— Я хотел было к тебе зайти, да вот попал сюда…

— С этим кончено, — прервал его Мбайе, — зайди ко мне сегодня в два часа.

Он сел в машину, завел мотор, и когда отъехал, к Дьенгу подошел Горги Маиса.

— Этот Мбайе — важная особа, — сказал он.

— Спасибо тебе за поддержку…

— Да пустяки, не стоит благодарности. Нужно же помогать друг другу в беде. А то, знаешь, злой язык хуже острого копья.

Машина Мбайе свернула в ближнюю улицу.

Мбайе принадлежал к тому поколению, которое в определенных кругах называют «Новой Африкой» и у которого логический ум европейской выучки странным образом сочетается с некоторыми чертами арабского национального характера и с негро-африканским темпераментом. Это был делец — маклер по разным делам; за каждую услугу он брал определенную сумму, смотря по важности сделки. О нем говорили, что нет узла, который бы он не взялся развязать. У Мбайе был особнячок на южной окраине города, две жены, одна — христианка, другая — мусульманка, была собственная машина. Иными словами, он занимал в обществе довольно высокое положение…

Вилла Мбайе высилась среди лачуг и старых бараков. В гостиной, заставленной креслами, стульями, вазами с искусственными цветами, преобладали голубые тона. Дьенгу открыла Тереза, жена-христианка, и провела его в эту нарядную гостиную. Тереза собиралась идти на работу; она была в цветастом платье и причесана под Брижжит Бардо.

— Мбайе отдыхает, — прощебетала она по-французски.

Видя, что Дьенг весь в поту, Тереза включила вентилятор.

Дьенг с завистью оглядывал обстановку и думал: «Вот как живут люди! Абду, наверно, тоже так устроится, когда вернется из Парижа».

Прошло больше десяти минут. Наконец Мбайе вошел в гостиную, на ходу завязывая галстук.

— Ты уже здесь!.. Тереза, что же ты меня не разбудила? Сказала бы, что ко мне пришли, — упрекнул он жену, которая с нетерпением поглядывала на дверь.

— Ты ведь, дружок, меня не предупредил, — ответила она опять по-французски.

Мбайе, с почтительностью младшего по отношению к старшему, стал извиняться.

— Да ничего, я ведь пришел немного раньше, чем мы условились. И потом я знаю, ты же устаешь.