Петр Катериничев - Странник (Любовь и доблесть)

– Не может быть.

– Капитан помог. Он свои коврижки отрабатывает. Ах, как славно все складывалось. Вот и военизированный психопат Данилов налицо, да со свеженьким жмуром за душой, пусть не по правде, а по подлогу, но кому нужна сейчас правда?

– Наркоманы – тоже твои были?

– А как же! Конченые шныри, без обмана. Надеялся я, ты хоть их, сердешных, укатаешь. А ты – в бега!

– А если бы оказался не так прыток?

– И чем я рисковал? Догнал бы тебя капитан, чуток помаял из усердия, да и выпустил под подписку и до выяснения. А я бы тебе квартирку успел грамотно оформить. Камерами вряд ли, а вот звучком с полифонией – факт.

– Чего ж не оформил? Время было.

– А Гриф – птица вещая? Припозднились мы чуток. Его парни маячили, ну и своим я приказал маячить. Вот и протанцевали, как балет духов имени Духовой. – Корнилов помолчал, расплылся в улыбке:

– А что до бумаг тех, что капитан писал, так по сю пору лежат, в дело подшитые. Тоненькая папочка, а лучше, чем никакой.

Корнилов замолчал надолго. Сосредоточенно рыскал по боковым карманам пиджака, рылся во внутренних, вышел, вернулся с пачкой сигарет. Быстро, пристально глянул на Данилова, оскалился:

– Как? Не ворохнулось в душе? Дескать – вербовать меня станет господин Корнилов, а не смертью убивать после всех этих откровений?

– Бросай психологические изыски строить, умник. Не ворохнулось. Какая у самурая душа? Растительная, факт. Я выпить еще налью.

– С чего бы тебе напиваться? Ты ведь не сломался. Надлом у клиента я хребтом чую, научился.

– Просто выпить хочу. Зябко.

– И тоскливо, а? Признайся?

– Есть немного. Но ты к этому отношения не имеешь, умник.

– Ты – гордец. Такой же, как Головин. И кончишь скверно.

– Всякая жизнь кончается скверно. Смертью. Если знаешь исключения, скажи.

– Данилов налил полстакана, выпил, выдохнул:

– Хорошо. – Ухмыльнулся пьяно:

– Ты, умник, или сказку сказывай, или дело делай. А пустые словеса плести...

– Лепишь грубого солдата, «не знающего слов любви»? Брось. Во-первых, тебе не идет. Во-вторых, не поможет. В-третьих, не увлеклась бы наша Дашутка диким вепрем удачи: девочка она эмоциональная, но умная. – Корнилов помолчал, заключил:

– Да и актер из тебя никакой. А выпить? Валяй. Я тоже выпью.

– Слушай, умник! А как ты попал в ту квартирку, где я тебя и сцапал? Да еще на роль дурного соглядатая? Ты ведь у нас, как выяснилось, такая глыба, такой матерый человечище... Не по чину тебе.

– Любопытство губит кота. Уж очень неординарное мероприятие – похищение дочери болыдо-o-oro друга, да еще втемную: пришлось ведь задействовать кретинов, чтобы обеспечить полное и всестороннее прикрытие. – Корнилов покачал головой:

– Да и кто ж знал, что ты такой хват? Приметлив, скор и удачлив! А я, признаюсь, грешен: ко всякой удаче отношусь с почтительным суеверием, хотя полагаюсь все же на работоспособность и расчет. М-да... Расчет, просчет... Не шибко ты был ласков со мною, герой.

– Поначалу. Стресс. А потом? И «снежка» ты нанюхался всласть, и коньяк весь вылакал, и дрыхнул в машине, как бобик. А уж разглагольствовал так, у меня аж в висках ломило! Слушай, Корнилов... Раз ты такой крутой и расчетливый – чего ж мы от «ровера» с нехорошими номерами драпали, как шведы под Полтавой? Ты ведь не блажно испугался, на всю катуху. И чего они вообще за нами ринулись?

– В машине был Сытин с командой. Я с ними сталкивался некогда за «разбором полетов», так еле ноги унес: совсем без головы был тот Сытин. Хорошо тогда Головин самолично приехал и все фигуры по клеткам расставил. Не сносить бы головы.

– Так кто команду за нами гнаться давал? Ведь у тебя же все схвачено, ты баешь, было?

– Эдичка Сытин, как и любой в этом бизнесе, своими информаторами старался обзавестись везде и всюду. Ну и охмурил одного из моих. Тот «протек», отзвонился Сытину прямо на мобилу. А дальше... Мысли Эдичкины всегда мокли в гус-то-о-ом тумане... Но в руки ему лучше не попадать. Малюта. Сначала ремни из спины нарежет, потом задумывается – зачем ему это? Так что гонку ты затеял правильно, меня, признаюсь, до сих пор мандраж теребит. – Корнилов вздохнул:

– А вообще-то... Мне бы прямо тогда тебя бы кончить.

– Тебе? Меня?

– Да, это я заговорился. Чему так и не научился, так это самолично людишек к праотцам переправлять. Но вот и тебя я не пойму, герой. Ты-то мне как на духу поверил! Почему?

Данилов пожал плечами:

– Ты машины жалеешь.

Корнилов пьяно кивнул:

– Точно. Жалею. Они куда лучше людей. На людей я за эти годы насмотрелся.

– Не с людьми ты общался, умник. С «переменными».

– Дались тебе эти «переменные», герой.

– И сам стал «переменной». Вернее даже, «разменной». На сколько разменял Папу Головина?

– Головин сошел с ума. Абсолютно.

– Разве?

– Глупость – не меньший источник людских несчастий, чем злая воля.

Алчность – тем более.

– Алчность? – переспросил Данилов. – Твоим бы ротком да медку зачерпнуть...

– Не придуривайся. Ты ведь просмотрел это. – Корнилов кивнул на монитор компьютера.

– Пролистал.

– Я давно заметил: Александр наш Петрович азартен. Обратил внимание и на то, как он суммы некие со счетов потихоньку скачал и где-то стал крутить на стороне. Это и до новой «американской трагедии» было рискованно, но при его осторожности терпимо... Но после того, как два небоскреба свалились в небытие – следовало оставить спекуляции и залечь, как мышка в норку! А он что? В раж вошел! Ты смотрел: сколько он снял за последний год по своей схеме?

– Миллионов семьсот.

– Семьсот миллионов. Три четверти миллиарда. В масштабах той игры, в какую он влез, – это, может, и мелочь, но мелочь заметная. А игра – ч у ж а я. И его в нее никто не звал! И ты, и я догадываемся, какие это игры. Он вычислил их условия.. Он вычислил их схемы. Он вычислил их центры. И – не устоял перед соблазном.

Корнилов закурил, нервно затянулся несколько раз, не отрывая сигареты от губ. И заговорил на этот раз быстро:

– Так бывает, когда имеешь дело с деньгами. Сначала ты рассудочен и играешь по малой. Потом – увеличиваешь ставки. А потом – приходит самая скверная из иллюзий – что ты понял схему игры и есть соблазн сорвать не куш даже – Куш. А игра – будь то рулетка, покер, семерка – подыгрывает тебе, и ты срываешь банк. А получив его, какое-то время витаешь в полной расслабухе и ставки делаешь вяло, рассеянно, так, ради удовольствия... Ту кругленькую суммку, что урвал у Фортуны, ты проигрывать не намерен – так, поигрываешь по мелочи: десяток-другой в минус, десяток-другой в плюс или наоборот. Но игра – против тебя, всегда против! И наступает час Большого Соблазна – тебе кажется, что теперь, когда ты постиг п р а в и л а, ты можешь удвоить, утроить капитал без особого риска! И тут – сама игра показывает тебе длинный лукавый язык!