Игорь Шенфельд - Исход

Когда в 1986 году в Закон СССР «О въезде и выезде» были внесены изменения, открывшие шлагбаум для всех желающих покинуть страну, и началось массовое переселение немцев из Казахстана в Германию, Аугуст воспринял эти события с печалью, но без интереса. Он видел, как его земляки «голосуют ногами», выражая таким образом свою «благодарность» родине за все хорошее, но самому ему даже в голову не пришло ринуться в Германию вслед за ними. А другие рванули: семьями, целыми колхозами и чуть ли не сельскими районами в полном составе. Страна этого официально замечать не желала, страна об этом не говорила, средства массовой информации делали широкий крюк вокруг этой темы, и может быть даже хорошо, что так, потому что иначе со стопроцентной гарантией уезжающих снова называли бы «предателями родины». Что ж: трижды преданные родиной предатели родины: уникальный национальный тип могли бы представить собой уезжающие немцы для социальных психологов, если бы они были кому-то интересны. Но российские немцы никому интересны не были: страну уже трясло, империя уже шаталась в очередной раз, и каждый, кто стоял выше, видел дальше и знал больше, уже вовсю готовил мешки и топоры для предстоящих азартных грабежей. Какие там к чертовой матери российские немцы! Кто это такие? Откуда взялись? Едут? Да и хрен с ними: пускай едут — нам больше достанется…

Таким образом, массовый выезд российских немцев в Германию в конце восьмидесятых годов остался страной незамеченным. Страна была увлечена совсем другим: явлением из-за Урала в Москву нового Гришки Отребьева по имени Борис, который забавлял публику пьяными падениями с моста и швырянием каменьев в своих престарелых соратников по коммунистической партии. Борис замысловатыми траекториями подбирался к Кремлю и вопил при этом, что он — демократ, и либерал, и на всех коммунистов насрать хотел. Это производило сильное впечатление как на самих коммунистов, так и на жаждущих зрелищ зевак, которые рукоплескали Борису и скандировали ему: «На-сри! На-сри! Насри!». Это было на тот момент главным московским цирковым представлением, на котором сосредоточено было внимание нации. Какие уж там немцы с их узлами и чемоданами.

Но здесь, в северном Казахстане массовый выезд немцев имел масштаб великого переселения. И казалось бы: переселение это вполне можно было бы считать счастливым концом тяжелой истории, «хеппи-эндом» долгой драмы, если бы не одно «но»: не на историческую родину «убирались» российские немцы, провожаемые такого рода злыми напутствиями, но собственную родину свою покидали навсегда. Не потому ли уезжали они не с радостным смехом, но со слезами на глазах и тоской в сердце, хотя ехали не в тмутаракань, не в очередную ссылку, но полноценными гражданами в благополучную, объединенную Европу, которая на первых порах встречала их цветами и оркестрами?

И все же уехали далеко не все. Многие, подобно Аугусту, остались и об отъезде не помышляли. Одни — в основном молодые — укоренились на казахской земле и обрели здесь новую родину, махнув рукой на немецкую республику своих предков; другие остались, поддавшись уговорам властей, которые, по идеологической инерции, или из разного рода политэкономических соображений все еще пытались иногда воздействовать на отбывающих. Уговоры эти сводились большей частью к тому, что немецкая республика обязательно будет еще восстановлена — теперь, когда неотложные дела позади, и государство может заняться социальным благоустройством. Якобы, уже готовятся соответствующие документы. Находились такие, которые этому верили и задерживали свой отъезд. Большинство, однако, задержала программная речь уже пробравшегося к тому времени во власть Бориса Ельцина, который публично, от имени всего народа зачитал извинение российским немцам и их семьям за незаконную депортацию сороковых годов, и на страницах немецкой газеты «Нахрихтен», выходящей в Казахстане, пообещал воссоздать немецкую республику. Это еще раз — в последний раз! — вызвало приступ энтузиазма среди оставшейся половины немцев — наивных оптимистов, привыкших верить слову своих вождей. (Как же было не верить? Советское государство никогда не врало своему народу: каждый раз когда обещало отобрать — и отбирало! обещало расстрелять — и расстреливало! Отчего бы ему и теперь пообещать восстановить — и не восстановить?).

На волне ажиотажа возникло даже общественно-политическое движение немцев Поволжья «Возрождение», возглавляемое уважаемым человеком, российским академиком, немцем Раушенбахом. Сотни активистов встали под знамена этого движения, опьяненные перспективой скорой победы. Активисты произносили громкие речи и уже вступали в непримиримую политическую борьбу друг с другом. Все это сильно смущало отъезжающих. А активисты еще и керосину подливали в тлеющие сомнениями души беглецов: «Смотрите не прогадайте со своей Германией, паникеры! Вон, наш академик Раушенбах во всех правительственных комиссиях уже заседает. Когда такое бывало? Никогда! Так что скатертью вам дорога, дойче херрен! А нашей обновленной немецкой республике — быть! Да здравствует перестройка! Да здравствует Борис Николаевич Ельцин!».

Но Борис Николаевич Ельцин не был бы Борисом Николаевичем Ельциным, если бы не отчебучивал время от времени чего-нибудь, что не укладывается в здравое человеческое разумение. Вот и на этот раз он отмочил очередную хохму в сторону поверивших в него российских немцев. Ушатом ледяной воды обрушилось на немцев заявление Ельцина о том, что самым подходящим местом для новой немреспублики мог бы стать ракетный полигон Капустин Яр на юге (отравленный вширь и вглубь ядовитым ракетным топливом), который стране больше не нужен ввиду того, что холодная война с НАТО позади, и мы теперь с американцами — родные братья; еще более подходящим местом явились бы для немцев, по компетентному мнению Бориса Николаевича, совершенно пустынные, на которые никто не претендует, земли бывших «опытных полей» семипалатинской области: они тоже стране без надобности теперь, когда мы свои атомные бомбы не станем больше взрывать, но будем резать на металлолом и уничтожать их, как это просят сделать наши новые американские друзья. Все эти указанные земли, правда, заражены немного, ну да ничего: «…пусть Германия им поможет…», — предложил Ельцин, завершая презентацию своего гениального плана по восстановлению исторической справедливости для российских немцев в рамках общей программы обустройства государства Российского. Последовала вполне предсказуемая немая цена среди не уехавших немцев. Общество «Возрождение» на фоне этой немой сцены тихо усохло, так и не успев распустить весенних почек. Это была большая, жирная точка для российских немцев. Ни активистов, ни оптимистов с немецкими фамилиями не оставалось больше на земле российской.