Ирина Степановская - Экспертиза любви

— В упор стреляли? — жадно расширил свои подведенные глаза санитар. Попов посмотрел на него чуть не с укором.

— Леш, тебя же все-таки не с первого курса выгнали! Ну взял бы учебник да почитал! Тем более что восстанавливаться хочешь. Ты же труп ворочал, когда на каталку клал? Неужели не видел, что входное отверстие сзади? Оно же маленькое. А на лице — выходное. Вон посмотри, аж всю щеку наружу вывернуло. Зубы повылетали. Стреляли в затылок почти в упор. Чуть наискосок пуля прошла.

— Ну, сказали, и ладно, — насупился Леша. — А читать я ничего не буду. Все равно меня не восстановят. Я уже два раза ходил.

— Ну не будешь читать — отвали. — Саша нагнулся и пинцетами стал осторожно развертывать бумажку. — Конечно, если к ректору ходить с накрашенными ресницами — кто тебя восстановит? Умываться надо, перед тем как ходить к начальству.

— Хачмамедов же меня взял? — пробурчал Леша уже со своего места.

— Так он тебя санитаром взял, — Саша расправил бумажку, — а закончил бы университет, экспертом бы мог стать… Вот тебе и на! — Саша в удивлении замер. Развернутый псевдофантик превратился в вырезанную из бумаги бледно-зеленую ромашку с белой сердцевиной. Саша наклонился, осматривая края лепестков. По неровным поверхностям срезов можно было различить, что цветок вырезали маленькими ножницами и, возможно, торопливо.

А не из того ли самого клуба ромашка? Саша поискал глазами, во что бы завернуть неожиданную находку, чтобы отдать следователю.

— Ну что же мне делать, если я Игоря Владимировича люблю? — хныкал возле своего столика санитар.

— А ты ему это скажи, он, возможно, тебе ответит взаимностью, — неудачно пошутил Саша. — Слушай, дай сюда упаковочный пакет или на крайний случай — кусок марли.

— В шкафу у нас пакеты. Сами берите. — Леша не переносил, когда его дразнили. Он гордо встал и вышел из секционной.

— Эй! Алексей! — позвал его Попов. — Куда ты пошел? Открой хоть окно! Твой Соболевский здесь такую вонищу развел, а ты даже не проветришь!

— А я даром, что ли, вторую пижаму надеть предлагал?! Воняйте теперь насквозь! — уже от дверей обидчиво крикнул Леша, и вскоре хлопнула входная дверь — санитар выбежал на улицу.

Саша постоял, почесал себе темечко, вздохнул и тоже вышел на крыльцо. Почти полная темнота окружила их здание. Только окна секционной освещали двор желтыми светящимися прямоугольниками. Петин мотоцикл все еще дремал, привязанный к столбику. А на парковке стояла только его собственная «Ауди» да Лешкина «пятерка». Соболевский уехал. Леша сидел на ступеньках и курил, нервно затягиваясь. Саша постоял рядом с ним, попросил сигарету. Вообще-то он курил редко, но сейчас пожалел санитара. Захотелось как-то посочувствовать ему, что ли… Не везет парню.

На плохо освещенной площади троллейбусного круга никого не было видно. Троллейбусов тоже не было. Зато около остановки стояла с зажженными задними огнями белая машина. Это Соболевский, подумал Саша. Наверное, все-таки не успела сесть на троллейбус эта девчонка.

— Вон твой красавец стоит. — Огонек сигареты в Сашиных пальцах очертил полукруг в сторону остановки.

— Откуда вы знаете, что это он?

— Вижу, — брякнул Саша, — это он новую санитарку клеит.

— Вы нарочно, да? — зарыдал вдруг Леша, бросил сигарету и убежал назад в дом.

Попов постоял еще, докурил. Как-то ему стало тошно от этой сигареты. Ему захотелось уйти, но в то же время горящие фары машины притягивали его. Уговаривает, наверное, подумал он. Потом он увидел, как машина тронулась и уехала. В отвратительном настроении он загасил окурок и повернулся, чтобы идти. Поднявшийся ветерок обдул ему разгоряченное лицо и прошелестел по металлу морского колокола у входа. Саша протянул руку и дернул за язык. «Essen» отозвался тревожным негромким гулом. И Саше вдруг показалось, что этот металлический голос неясно возвестил о начале чего-то неизвестного в его жизни.

Белая машина въехала во двор и остановилась, не доезжая до их подъезда. Светлана Петровна стояла на балконе с бокалом красного вина и грустно смотрела в темноту. Нет Леночки. Опять она одна. Торжественный ужин по случаю первого рабочего дня стыл на плите. На столе заветривалась закуска.

Эх, зря она так торопилась сегодня домой! Даже отложила осмотр очень важного больного — какую-то шишку в администрации. Светлана Петровна прекрасно понимала — такими больными манкировать нельзя, мало ли кому и кто может пригодиться в нашей жизни, но… Леночка вчера показалась ей такой грустной. Светлана Петровна и так переживала, что дочь, вместо того чтобы остаться в Москве, вернулась в их город. Конечно, с матерью всегда легче, но… Столица есть столица. Недаром же все, кто хочет серьезно пробиться в жизни, рвутся туда… Но Леночка твердо сказала после защиты: «Я возвращаюсь».

Светлана Петровна задумчиво провела рукой по лбу. Может, были на то личные причины?

Она отпила немного вина. Приятное. С богатым вкусом. Недаром французское. Шато де… бог его знает, что за шато. Наверное, дорогое. Светлана Петровна вспомнила, как при советской власти, когда только начинала работать, радовалась каждой подаренной бутылке обычного «Советского» шампанского, какой-нибудь простой коробке конфет. Она прислонила затылок к теплой стене, закрыла глаза. Господи, какое было время… Без денег они, конечно, не сидели благодаря Коле. Первые, наверное, года три, как поженились. Коля ведь стал завкафедрой очень рано. Самым молодым во всем городе.

Светлана Петровна мысленно усмехнулась. Скорее всего, именно поэтому подспудно ей и хотелось, чтобы Лена пошла на судебку. Кафедру и потом можно сменить, если не понравится, а вот мужа найти трудновато…

Она вспомнила, как сама весьма неожиданно вышла замуж. Танька, подружка, ей даже завидовала — мол, оторвала молодого, богатого, перспективного… Господи, какое тогда у людей было богатство? Зарплата приличная — нечего купить. Радовалась бутылке вина к празднику. Послали как-то по общественной линии учиться в университет марксизма-ленинизма. Пошла с удовольствием, даже не подумала отказаться. А почему? Из-за сосисок. В буфете университета продавали вареные сосиски для слушателей. Можно было взять целых три порции в одни руки. Но перерыв был короткий — а очередь такая, что второй раз встать невозможно. Она брала три порции, стакан кофе (кофе тогда подавали стаканами, как компот в дешевых столовках) и три кусочка хлеба — чтоб ее не заподозрили в «выносе продуктов». Над стойкой как раз висела устрашающая табличка «Блюда на вынос не отпускаются». Она ставила на поднос тарелки со своей добычей и несла их куда-нибудь в сторонку, вставала ко всем спиной. Кофе и хлеб она с удовольствием съедала сама — после работы очень хотелось есть. А сосиски быстро, чтоб никто не увидел, горячие еще, скидывала в пакет. Они всю вторую половину занятия приятно грели через сумку ее колени. Преподавателя она уже не слушала, мечтала, как притащит сосиски домой и они втроем съедят их уже практически ночью. Лена тогда выскакивала из постели с криками: «Ма-а-ам, ты фофифочки принесла?» Господи, ей было тогда годика два всего…