Алекс Меньшиков - Двадцать один

— Я все понял.

Я не мог придумать, что еще можно сказать в этой ситуации.

В кармане завибрировал телефон.

— Да, Кирилл.

— Мир, я тебе вчера весь вечер хотел рассказать важную новость.

— Я заметил, как ты хотел! Наташу ты весь вечер хотел! И видимо так сильно хотел, что даже меня не замечал!

— Ну, прости, друг! Это же вечеринка, на ней удовольствие получать должен не только именинник! Ты для чего друзей собирал? Чтобы они тебя веселили все время или для того, чтобы отдыхали и веселились вместе с тобой?

— Ладно, Кирюх, может, ты и прав. Закрыли тему. Что за новости у тебя?

— Я узнал, что за медаль у Соболева! Ты не поверишь, он лауреат…

— Пулитцеровской премии? Да я уже знаю. Ты очень оперативен, — усмехнулся я. — Давай попозже созвонимся.

— Скажите, Сергей Анатольевич, а где вы были все это время? Скворцов сказал, что в отпуске…

— Да, съездил в Штаты, побродил по Нью-Йорку. Потом вернулся и, знаешь, обрадовался, что я на родине. Очень странное чувство. Понял, что я дома. Только самого дома не было. Я же почему в офисе жил? Думал, что все это временно, что скоро вернусь назад, к прежней жизни. Не мог смириться с таким падением. А сейчас все. Решил — остаюсь. Кстати — скоро приглашу на новоселье!

— Поздравляю, Сергей Анатольевич! А что теперь будет с журналом? Вы уйдете?

— Не дождетесь! — воскликнул Соболев. — Никуда я не уйду. Самое время поработать как следует. У меня такие планы за время отпуска родились! Мы такое издание с тобой сделаем!

Соболев нагнулся ко мне и проговорил тише:

— А Скворцова я уволю. Ну не нравится он мне! Зачем мучиться?

Главный редактор, как в первый день нашего знакомства, дружелюбно подмигнул мне. Я улыбнулся и начал собираться уходить.

— Ты уже?

— Да, я пойду, у меня дела по дому еще.

— А я посижу еще.

Я направился к выходу.

— А ведь они были правы! — вдруг с сожалением произнес Соболев.

— Кто? — удивленно переспросил я, обернувшись.

— Какое я право имел лезть в чужую жизнь? Журналистский снобизм все это, так тебе скажу. У всех свои проблемы — и у политиков тоже. И это не значит, что их нужно выставлять на всеобщее обозрение только потому, что профессия этого человека — управлять другими.

Я открыл дверь душного бара и с удовольствием полной грудью вдохнул свежий воздух. Домой не хотелось. Утреннее состояние апатии немного развеялось, но сил хватало только на то, чтобы не спеша передвигать ноги. Я пересек улицу и вышел на набережную. Прохладный ветер обдувал лицо, поднимал полы пальто, развевал шарф. Мне было приятно и ничуть не холодно.

Я подошел к спуску, сделал несколько шагов вниз и присел на гранитные ступеньки. Нева была совсем близко. Ее волны не сильно, но настойчиво и упорно бились об набережную, словно шлифовали и без того идеально гладкий камень.

Я открыл сумку и достал планшетник.

В журнале — один новый комментарий под старым постом.

Запись в блоге:

miroslav:

В отношениях с девушками я, наверное, способен только к дружбе. Почему же, когда я смею хотеть чего-то большего, то сразу, как по закономерности, возникают проблемы? Почему те, кто нравятся мне, обходят меня стороной?

А те, которым нравлюсь я — мне безразличны. Или дороги… но как друзья.

Впрочем, даже дружить я не умею!

my_paris:

Ну почему же обходят стороной? Может быть, ты не даешь им шанса любить тебя?

My_paris вернулась! Но что за глупость! Пальцы возмущенно застучали по буквам на экранной клавиатуре.

miroslav:

Не даю шанса? Я всегда открыт для общения!

Ответ не заставил себя долго ждать.

my_paris:

Я не общение имею в виду, а твое поведение, твои поступки.

miroslav:

Не понимаю тебя…

my_paris:

Давай встретимся?!

Вот так, в лоб? Наверное, ты очень страшная.

Видимо, какая-нибудь отличница, Алена например, набралась смелости.

miroslav:

Ты же понимаешь, что я могу предложить только «дружбу»?

my_paris:

А я прошу большего?

На мое лицо упали несколько капель, я поднял голову и понял, что вот-вот начнется дождь. Небо затянули серые тучи, вода в Неве покрылась рябью. Я встал со ступенек, убрал планшетник в сумку и открыл зонт.

Я так давно не гулял в дождь! Я шел вдоль набережной, глядел на замирающий город, разглядывал людей, спешащих укрыться от непогоды. Мысли в моей голове становились чище, яснее. Я как будто наблюдал себя со стороны, вел диалог с самим собой, рассказывал самому себе, что я вижу теперь, выйдя за рамки сиюминутных проблем. Я разглядывал свою жизнь как последовательность картинок, рисунков на полях книги. Книги моей жизни, которую я выбрал сам. Выбрал из сотен других произведений: комедий, драм, сентиментальной прозы, поэзии.

Из всего этого я выбрал «Ярмарку тщеславия». Драму, максимально приближенную к реальности.

Нет, не ту, которую написал Теккерей, а свою собственную. Где жизнь состоит из посиделок за чашкой кофе и непрекращающихся потоков свежих сплетен. Из престижного факультета, где полно таких же выскочек, как и ты сам, и где люди чуть более слабые жестоко мстят тебе за то, что ты кажешься им успешнее их самих.

Тут нечему удивляться — твоя жизнь развивается по всем законам жанра. Только зачем ты живешь так? Что тобой движет?

«Я хочу найти себя», — всплыла мысль в моей голове.

Найти себя?

Ты убегаешь от прошлого, мечтаешь о какой-то девушке с картины, страдаешь из-за своего больного самолюбия, тщетно пытаешься понравиться всем и каждому, контролируешь себя, ругаешь себя, стыдишься себя, борешься с собой, побеждаешь себя и… проигрываешь себе.

Ты попал в замкнутый круг: однотипное поведение, однотипные реакции. Ты застрял в рамках одного жанра! Так ради чего ты все это?

«Чтобы меня любили, ценили и принимали», — признался я себе. Внутреннее откровение захлестнуло меня.

Ошибаешься! Ты живешь, чтобы когда-то полюбить и принять самого себя.

Тебе вовсе не нужно признание от окружающих.

Тебе нужен повод для того, чтобы любить себя. Ты попал в зависимость от чужого мнения и от чужого отношения. Только когда тебя ценят — ты начинаешь себя ценить. Если поводов мало — депрессуешь, когда много — подзаряжаешься. Ты платишь за любовь окружающих своей жизнью. Неадекватная цена за товар, поставки которого идут с такими перебоями!

В тебе до сих пор живет обиженный ребенок. Которому сказали, что он — несовершенен. Которого сравнивали и оценивали. Которого не принимали и высмеивали. И который придумал доказать всем, что он — лучше всех.

Ребенок попал в ловушку. Запутался. Как ты можешь ему помочь?

Мой диалог с самим собой был закончен.

Ветер усиливался и вырывал зонт из рук. Пальто намокло из-за косых струй ливня. Я подошел к краю проезжей части и активно замахал рукой встречному потоку машин.