Юрий Гальперин - Мост через Лету

Трудно, почти невозможно установить, отыскать, повидаться с актером, проверить, не откладывая в долгий ящик, — трудность подтверждала истинность затеи.

Лешакову не сиделось, и он заходил вдоль скамейки. Быстро, туда-сюда, энергично. Обернулись прохожие. Старик в белой шляпе, с тростью остановился рядом, расставив ноги, уперся обеими руками в палку и начал глядеть на Лешакова.

Инженер не отвлекался на постороннее. У него появилась цель. Работа уму. Он к ней подступил.

Ждать до завтра Лешаков не желал. Смысла не видел: актер ему ровесник и в студенческие годы тоже был студент, Вероника могла не знать имени, давно она по театрам не ходит. Спросить у хозяев квартиры, где знакомство состоялось? Они сами гадали, кто актера привел, не знали и не звали его. Но шанс отыскать нужного человека все-таки оставался. Не иголка же он. Можно было пойти вечером к служебному подъезду театра, постоять там, дождаться конца представления. Однако если актер в спектакле сегодня не занят, сколько вечеров так стоять, всматриваясь. Да и не уверен был Лешаков, что узнает в лицо.

В раздражении инженер резко повернулся и едва не наскочил на старика с тростью. Он толкнул и отпрянул. Старик уронил шляпу и пошатнулся. Лешаков успел одной рукой поддержать, другой подхватить шляпу, вспорхнувшую над серым старческим пухом еще каких-то волос.

— Простите, — пробормотал инженер.

— Эй, ты! Гражданин! — прогремело над ухом. Лешаков оглянулся и увидел перед собой офицера: гиганта в мундире нестерпимого цвета. Он застыл, как монумент, в тропическом ореоле блестяшек и красных лоскутов, нашитых на сукно цвета океанской волны. Под стать офицеру была и дама, гренадерского роста и склада: косая сажень в плечах. Она держалась за голубой (или зеленый?) локоть.

— Да, да, — ты. Чего хулиганишь? — опять прогремел офицер.

— Толкаетесь в общественном месте, — неожиданным сопрано констатировала гренадерская дама.

— Извините, — сказал Лешаков им и, зафиксировав старика в прежней устойчивой позиции, надел на его убеленную голову пойманную шляпу.

— Ну ты и гад, — сказал офицер удивленно и шагнул с намерениями.

— В отделение, в отделение! — провозгласила дама.

Но Лешакова уже не было с ними. Он бежал. Густым ужасом душу всколыхнула опасность. Сейчас, здесь, теперь… Ничего не успеет, не узнает он, а будет задержан прямо на набережной. Схвачен, отправлен. И не припомнит актер, что же Лешаков произнес, что обронил во вдохновении. Жизнь напряглась в нем.

Инженер отшатнулся и, прыгнув на зеленую изгородь шиповника, перескочил над шипами, сшиб головки, нераспустившиеся бутоны подошвами. Он приземлился за кустами, на проезжей части. Оглянулся. И был таков.

— Десять суток, — выписала вслед офицерша.

— Молодо-зелено, эх! — благодушно покачал головой старичок.

Но старичок был не прав. Инженер Лешаков созрел.

Театральный подъезд украшала витрина. Стекло сверкало. Глянцево отсвечивали фотографии: сцены из спектаклей и портреты актеров. Гордо глядели герои-красавчики. Негодяи отводили взгляд в сторону, что-то таили. Растерянно возводили глаза к потолку истерзанные сомнениями персонажи-на-распутье .

Лешаков попробовал тоже. Из витрины глянула глупая морда. Он не был актер.

Милая дама привлекла внимание инженера. На нее надели новенький ватник и кирзовые сапоги, поставили среди фанерных елок. А она выглядела мягкой, доброй, усталой, словно бы задержалась, застыла на миг возле кресла, чтобы поправить абажур настольной лампы: в длинном халате, с чашечкой какао в руке, с дымящейся сигаретой на блюдце, — сейчас повернется, пригласит сесть поближе, и опустится в кресло сама.

Лешаков замер. Дама не оборачивалась. Ее (инженер вздрогнул) обнимал человек со знакомым лицом. Он выглядел много старше актера, которого знал инженер. Этот был почти старикан, папашка. Но не совсем: обнимал милую даму в кирзачах. И на нем были тоже надеты и смотрелись по-своему элегантно ватник и сапоги. Автомат с круглым магазином мужественно сжимала другая рука. Такие автоматы были в войну, вспомнил кино Лешаков, — назывались ППШ.

Эх, если он и в войну, решил инженер, тогда не он. Может, отец? Потомственные актеры, династия? Но сразу и рассмеялся — тут театр, игра, понарошку. И вгляделся опять: сильно похож, только очень уж старый. Или хороший актер.

Перевоплотился, смекнул инженер, по системе. Ведь есть же система, их учат.

Он прочитал под фотографией имена.

Взвизгнув пружиной, в тот момент отворилась дверь театра, и на улицу выпорхнула — инженер сразу узнал, заморгал глазами — она, веселая и легкая, опять не в халате, а в блузке не то из марли, не то из чего-то непотребно модного, в пробковых сандалиях на босу ногу, и заспешила. Но увидала, как заморгали глаза инженера, оглянулась смеясь. Он шагнул, почему-то ожидая обнаружить рядом старика с автоматом. Старика не оказалось. И Лешаков растерялся.

— Здрасьте, — выдавил он.

— Извините, — предупредила она, не оставляя ему пространства, чтобы представиться. — Вечера у меня заняты. Все.

Инженер рассмеялся. Довольно наивной ему показалась ее самонадеянность. Он взял себя в руки, опомнился.

— Простите, один вопрос?

— Пожалуйста.

Она остановилась, шагнув, — замерла на одной ноге, балансируя.

— Артист, — Лешаков ткнул в витрину. — Рядом с вами. На фотографии. Да, этот. Он старик, старый актер?

— Кто! Валечка! — она улыбнулась его неискушенности. — Никакой не старый. Он… — актриса оглядела Лешакова. — Он, примерно, как вы.

— Вот! — обрадовался инженер. — Смотрю и глазам не верю: он — не он?

— Вы знакомы?

— Да… Немного. Не виделись давно.

— Он сейчас в театре.

— В театре? — Лешаков слегка испугался. — Право, не знаю. Неловко беспокоить. Столько времени прошло.

— Что вы! — отводя сомнения, затараторила она. — Разыщите по телефону. Позвоните 28–17. Можно прямо из фойе, по служебному. Увидите, он обрадуется.

— Ах, — засмущался Лешаков, — чему радоваться.

— У него сложности. Целая драма. Он такой одинокий.

— Вы действительно так думаете? — откликнулся инженер. — Вы серьезно?

— Конечно. Обязательно, — говорила она. — Не сомневайтесь. Он обрадуется, — и уже вела инженера под руку к подъезду.

Дверь впустила Лешакова, он шагнул в глубину театрального вестибюля и в прохладном полумраке остался наедине с самим собой, своими сомнениями и звонким эхом насмешливого: «До свидания!».

Лешаков набрал номер и ждал у телефона, тихо трезвел, избавляясь от чар обаятельной актрисы. Уф, звезда!.. Валечка был занят, смотрел из зала репетицию. За ним послали. И Лешаков прислонился к холодной колонне, замер. Ухо щекотала мембрана. Он медленно успокаивался. Мысли настраивались на ровный, летний, легкий лад: мол, бродил, воскресенье и нечего делать, позвонил, потому как договаривались, сдержал слово, а то каждый раз наобещаешь с три короба, а потом чувствуешь себя мерзко, и не хочется думать, что опять подвел, опять наболтал пустого, хотя чего проще, взять и позвонить, — вот я и звоню…