Эндрю Крами - Пфитц

Шенк встал и оделся. День, конечно, прошел по-дурацки, но зато голова теперь не болела, и вообще хватит прикидываться инвалидом. Услышав, что Шенк хочет перебраться к себе наверх, фрау Луппен пришла в полный ужас, однако все ее мольбы, чтобы он не подвергал себя такому риску, ведь болезнь еще не прошла и обморок может повториться, остались гласом вопиющего в пустыне. Дурное самочувствие Шенка никоим образом не было связано со вчерашней травмой.

Поднявшись в свою комнату, он снова сел за приставленный к окну столик. Чернильница и стопка бумаги были на прежнем месте. Она просила принести еще. Шенк обмакнул перо и начал писать вторую часть истории Пфитца.

ГРАФ. А каков он был, твой отец-стекольщик?

ПФИТЦ. Позвольте мне пересказать вам мое самое первое о нем воспоминание. Отец сидит в дальнем углу комнаты, пересчитывает разложенные по столу монеты. Мать что-то шьет. И вдруг он поворачивается, хватает ее за талию и начинает целовать.

ГРАФ. Сколь постыдно помнить такие вещи!

ПФИТЦ. А что я с собой поделаю? Далее он затаскивает ее на кровать и делает с ней все, что положено, прямо у меня на глазах.

ГРАФ. Я не верю ни одному слову твоего рассказа, я никогда не поверю, что они могли заниматься подобными вещами на глазах у своего ребенка, а также, впрочем, и тому, что ты мог это запомнить. Скорее всего, ты просто фантазируешь — ложная память, вызванная неумеренным употреблением алкоголя.

ПФИТЦ. Никак нет, герр граф. Все вышеописанное действительно произошло у меня на глазах, я наблюдал за их действиями и все время думал, ну до чего же это смешно. Я не очень понимаю, каким образом я это думал, ибо в то время я не умел еще говорить, а может быть, не умел еще и смеяться, в каковом случае трудно понять, каким образом я мог посчитать эту сцену смешной, но так или иначе я прекрасно помню, что я видел, как мои родители занимаются любовью.

ГРАФ. Ерунда какая-то. Поверь мне, ты просто нафантазировал все это непотребство. Скорее всего, оно приснилось тебе не далее как прошлой ночью в этом мерзейшем трактире, где мы были вынуждены остановиться, а теперь ты принимаешь сохранившийся в голове сон за реальное воспоминание. Пить меньше надо. К слову сказать, прежде ты и словом не упоминал эту историю.

ПФИТЦ. Из того, что я не рассказывал ее вам, герр граф, раньше, отнюдь не следует, что она не произошла. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы накопить все истории, хранящиеся в моей голове, и потребовалось бы еще несколько жизней, чтобы все их вам рассказать. Я уверен в подлинности своих воспоминаний еще и по той причине, что, наблюдая, как дергается вверх-вниз задняя часть моего отца, я заметил на ней весьма необычный шрам.

ГРАФ. Я совсем не уверен, что мне так уж интересна интимная анатомия твоего отца.

ПФИТЦ. А несколько лет спустя мне представился случай выяснить его происхождение. Не знаю уж, каким образом в нашем с отцом разговоре возникла эта тема, но я спросил его (не забывайте, что я тогда был совсем еще маленьким мальчиком): отец, а откуда это у тебя такая отметина на заду? Отец покраснел как рак, и я было испугался, что сейчас он придет в ярость, однако, по всей видимости, краска на его лице была вызвана не гневом, но стыдом и удивлением. Он спросил меня, а откуда я знаю, я же догадался соврать и сказал, что видел его однажды купающимся в корыте. Тогда он сказал, что расскажет мне, как все это было.

Далее Пфитц рассказал своему хозяину, как много лет назад его отец принимал участие в Брюнневальдской битве. К тому времени Ганс (именно так его звали) не вышел еще, по сути, из мальчишеского возраста (ему было не то пятнадцать, не то шестнадцать лет), а потому получил в армии (куда его насильно завербовали) место полкового барабанщика. Его полку пришлось проделать двухсуточный марш под проливным дождем и без крошки провианта, не считая того немногого, что солдатам удавалось награбить у многократно уже ограбленного населения. Подойдя к крошечной деревушке, они решили остановиться там на ночлег. Деревушка состояла из нескольких крестьянских хозяйств с хлевами и амбарами, и полковник сказал своим подчиненным располагаться кто где может. Проникшись жалостью к голодному, дрожащему от холода Гансу, он отправился вместе с ним в один из крестьянских домов на поиски крова и пропитания.

Полковнику пришлось изрядно побарабанить в дверь, прежде чем та была открыта симпатичной, очень молодой девушкой, которая, конечно же, не могла отказать в приюте двум воинственного вида незнакомцам. Девушку звали Лиза, она жила со старой женщиной, которая нашла ее, чуть ли не новорожденной, на засаженном репой поле, где ее оставили на верную смерть, а потом полюбила и удочерила (так, во всяком случае, рассказывала сама Лиза). Полковник и Ганс вошли в дом и увидели древнюю старуху, глухую, а вдобавок еще и слепую. Лиза усадила незваных гостей за стол и налила им по миске супа. Они съели все до последней крошки и капельки, после чего полковник сказал, что уже поздно и им пора ложиться. Лиза предложила в их распоряжение комнату за кухней, где два человека могли бы поместиться с легкостью, однако полковник сказал, что человеку с его положением необходима настоящая кровать и отдельная комната. В результате он получил комнату с кроватью на втором этаже, Ганс же был вынужден улечься в кладовке на каменном полу. Не трудно догадаться, что в действительности полковник хотел расположиться как можно ближе к Лизе, которая была весьма собою недурна, и в то же самое время подальше от Ганса, чье присутствие могло помешать ему в осуществлении его замысла.

ГРАФ. Как то часто бывает, я замечаю в этой явно надуманной истории измывательский подтекст. Ты не вспоминаешь отцовский рассказ, а перелицовываешь события прошлой ночи, имея в уме выставить меня на посмешище.

ПФИТЦ. Никак нет, герр граф. Моя история не имеет ровно никакого отношения к трактиру, где мы ночевали, равно как и к хорошенькой девушке, которую вы сочли столь занятной. Если между двумя этими историями и есть какое-либо сходство, то оно, как и все в этом мире, является совершенно случайным.

ГРАФ. А то, что эти две девушки, из твоей истории и вчерашняя, носят одно и то же имя — это тоже, значит, случайность?

ПФИТЦ. Должен вам признаться герр граф, что имя я действительно позаимствовал, по той единственной причине, что не помню в точности, как называл эту девушку отец, когда он рассказывал мне свою историю, а он любит ее рассказывать и рассказывал неоднократно. Более того, мне кажется, что имя девушки варьировалось — сегодня ее звали Лиза, через месяц — Гретхен, еще через год — Магдалена…

ГРАФ. Что еще раз доказывает, что если даже ты не врешь, врал твой отец.