Эльмира Нетесова - Эльмира Нетесова Мгновенья вечности

— А то уж совсем списали со свету местные клистоправы! На погосте место отвели! Во, торопыги! Спасибо Сазонову, что им не поверил. Вернул на свет Божий! Моя побежала в церковь благодарственную свечку ставить Господу! Сама убедилась, что рано меня хоронить! Врачи ей сказали, мол, нельзя расстраивать, перегружать и кормить нужно получше. Обещали, что в этом случае еще столько же проживу без кашля и насморка!

— Дай тебе Бог! — пожелали Терехины.

Едва Ирина Николаевна накрыла на стол, вернулся Степка. И затарахтел с порога:

— Знаете, скольким пацанам задницы обули? Целых восемь уже ни голожопые! И теперь во дворе бегают. Снеговиков лепят и сами кувыркаются в снегу! Они первый раз снег увидели. Говорят, что у них его не бывает. Не выпадает совсем.

— Выходит, они на юге жили!

— У них мандарины ни в магазине, а возле домов растут. И лимоны без этикеток вызревают. И апельсины свои были, не купленные. А вот хлеба не хватало,— добавил Степка тихо.

— Степка теперь герой на весь поселок! Слышал, как он Торшину от городской бабы выручил. Та подумала, что отряд милиции подъехал. Чтоб ее не притормозили в поселке за хулиганство, сделала «ноги». Теперь не придет за своим мужиком. Что в руки Валькины попало уже не вырвать. Это весь поселок знает! Дай Бог, чтоб и ее судьба наладилась!— пожелал Анатолий Петрович.

— Ты ешь! — напомнил Илья Иванович, приказав взглядом Степке не убегать из-за стола, а съесть все, что перед ним поставлено.

— Я у дядь Мурада с теть Фатьмой поел. Они меня не отпустили из шашлычной. Знаешь сколько я сожрал? Целых три шашлыка! А еще помидоры, перец, синенькие — испеченные на огне. И жареная картошка. Заставляли шурпу — ихний суп поесть. Но живот не поместил, мог лопнуть. Не заставляйте меня больше есть,— оглядел всех просяще.

— А знаешь, как теперь хорошо в ихней шашлычной? Дядька Сурен сделал сам потолок, в каком лампочки, как звезды, моргают под музыку. И все разноцветные. А на стенах одни сказки! На одной горы в снегу спят, а из снега водопады, как живые, даже шум воды слышен. Стадо овец бежит к воде. А на другой стене большое озеро, вокруг скалы и много солнца. А на другой стене большое поле, по краям большие березы растут. И радуга через все небо! Так красиво, что потрогать охота! И знаешь, как шашлычной имя дали? «Наш дом»! Здорово, правда? Мне понравилось!

— А люди там были? Наши поселковые? — спросил Илья Иванович.

— Полно! Кто шашлыки, другие пельмени просили. Даже вареников с картошкой дали бабке

Нюре. И сметаны сверху, целую ложку. Там такая музыка, что не устоишь! Совсем круто! — вертелся Степка на стуле.

— Ладно, иди к себе,— разрешил Илья Иванович, и мальчишку как ветром сдуло.

— Ехал я из города автобусом. Никого не хотел просить, беспокоить, даже своих не предупредил, свалился снегом на голову. Ну, не в моих дело. В автобусе меньше половины поселковых, остальные из переселенцев и беженцев. Видно вторая партия. Меня никто из них не знал. Я в штатском, откуда знают кто такой? За своего залетного приняли. Ох, и понаслушался, кто как в поселке приживается, кто есть кто, чем заняты, о самих приезжих услышал столько, что диву дался.

— А конкретно? — насторожился Илья Иванович.

— Бабенка рядом со мной присела. Так вот поделилась, что у нее по соседству Сулико живет. Она его по прежнему месту жительства знала. Он на Кавказе известным вором был. Его вся милиция разыскивала. А он «потерял» документы, прикинулся беженцем и прячется в поселке. Русское имя себе взял. А когда меня увидел, не велел о нем никому рассказывать...

— Толян! Если он у своих стащит, поверь, они сами его вычислят и разборку с ним устроют. Такое уже было. Воришки не прижились. А крупные, фартовые, переждав время, сами уедут. Им в поселке делать нечего. Да и с какого фига стану дергать мужика, если его никто не ищет? У нас уже были несколько оговоров. Порядочных людей оклеветали беженцы. Мы запросы разослали. Связались с бывшими республиками, оказалась клевета на порядочных людей. Вот последний пример: бывшего любовника вздумала наказать женщина. Такое насочиняла, впору в наручники и к искпючиловке приговаривай. Сделали запросы, весь банк данных переворошил угрозыск. Прокуратура архив на дыбы подняла. И ничего! Никаких сведений о человеке. Занялся этой заявительницей наш следователь. Саму вызвал на допрос. В результате получила за клевету три года реальных. Теперь на зоне отдыхает. Конечно, обратно в поселок ее не возьмем...

— Может, оно и верно. Но все ж знать о тех, кто к нам едет, нелишне! Потом меньше проблем! Хоть будем знать, от кого чего ждать? Ведь, по сути, принимаем как котов в мешке!

— Толик, так было с первыми новоселами, теперь все иначе! Хотя от случайностей никто не гарантирован,— согласился Илья Иванович, поставив точку на споре. И все ж спросил:

— А кто сама твоя попутчица? Неужели не расколол? Такого не может быть!

— Ну как же? Конечно, выведал! Одиночка, без детей и родителей! — сказал под смех Терехиных.

— А конкретнее? Чем занимается у нас, зачем в город ездила?

— Она кондитер! Но свой цех открыть не может. Говорит, что денег нет. Вот и решила в городе устроиться. Там работа есть, но нет жилья. Снимать квартиру дорого. Даже за плохонький угол требуют предоплату. Она не в состоянии.

— Короче, колола тебя на спонсора, а ты сделал вид, что не понял? — уточнил Илья Иванович?

— Какой там спонсор из меня? Приехал домой, мои как налетели! Жена по карманам шарит, внуки в сумках застряли. Самого наизнанку вывернули! Еле вырвался от них! Всего до копейки обобрали домашние рэкетиры. Хорошо, что сразу к нашим заявился. Сазонов увидел, поговорили, он велел, чтоб завтра мне больничный оплатили. Дома, поверите, на кусок хлеба нет! — жаловался человек.

— Возьми! Все ж надо тебе еще отдохнуть,— дал денег Анискину Илья Иванович и посоветовал:

— Ты постарайся отвлечься от работы, не забивай себе голову заранее. Побудь с внуками. Они у тебя забавные!

— А знаешь, я своих домашних каждый день во сне видел. Как мне их не хватало! Каждого и всех. Не знаю, как жил бы без них,— признался впервые.

— Они всегда с нами, рядом, потому кажутся привычными. Но стоит разлучиться, как начинаем понимать, что они не просто с нами, а в нас живут. В каждом вздохе, в мыслях, в самом сердце. И нет их дороже и родней. Это точно,— подтвердил Илья Иванович тихо.

— Вот дома с бабой все время брешемся. Я ж к врачам поехал, чтоб от нее отдохнуть. Хотел на мир спокойно посмотреть. А как сам остался, так затосковал по своей старой калоше! Невмоготу сделалось, ну хоть бы голос услышать, хоть брех, брань, только б глянуть на нее. Ан нету моей сракатой кобылы. Ну, хоть лопни, вокруг чужие бабы, в белых халатах, в белых намордниках и в белых тапочках! Чуть не взвыл, где моя натуральная! Пусть она в поту и в мыле от усталости, от жуткого перегруза, но она своя, родная! Ну, пусть иной раз ляпнет глупое, от тяжкой работы случается мозги заклинивает, так и это не со зла. Ведь всю жизнь только мне верна. А и когда ей о других думать? Со мной и с детьми, со внуками так выматывается, что во сне стонет бедная. Вон ночью приласкал ее, она до утра улыбалась, как в девичьем сне. Много ли им надо, голубушкам нашим? — глянул на Ирину Николаевну, она уже принесла чай, горячие блины с медом и всех уговаривала: