Дуглас Кеннеди - Карьера

— Но какого хера «Пи-Си Солюшенз» позволяют Рубинеку так изгаляться?

— Всё просто: козел приносит им деньги, вот его и любят. А кто пожалуется руководству — тех сразу сольют Медузе, он немедленно удвоит недельный план, и всё, считай, покойник. Жизнь в «скотозагоне» — вроде как игра на выживание: не нравятся правила — уходи. Вот только куда податься, если покажут на дверь?

Искать ответа на вопрос как-то не хотелось, а потому я поспешил вернуться за рабочее место и совершил двадцать второй звонок за сутки:

— Зравствуйте! Мистер Ричард Мазур? Меня зовут Нед Аллен, компания «Пи-Си Солюшенз». Надеюсь, вам сейчас удобно разговаривать?

— «Пи-Си Солюшенз»?! Долго же пришлось ждать вашего звонка! У меня проблемы с драйвером сидирома в «Виндоуз-95». Больше не запускает диск автоматически…

Прямо в точку!

— Ну, понимаете, вообще-то, следует винить «Майкрософт». И поскольку компьютер вы купили у нас в феврале девяносто шестого, боюсь, срок гарантии давно вышел. Однако есть и хорошие новости: мы предлагаем уникальный комплект новейшего программного оборудования всего за…

Продано! Через полтора часа закрываю пятнадцатую сделку. Наступила удачная полоса — один из тех счастливых моментов в продажах, когда внезапно мир меняет краски, а в ушах победоносно наигрывают трубы.

Пять продаж за пять часов! О таком везении я даже не мечтал! Увеличенный план продаж на неделю уже выполнен, задолго до пятницы.

Когда в 16.45 я встал из-за рабочего стола, дорогу мне преградил Рубинек.

В руках он держал заблаговременно распечатанную сводку сегодняшних продаж. Уставившись на страницы, которые держал, точно разведенный аккордеон, произнес:

— Ну что, Аллен, от отчаяния друзьям позвонил?

Стараясь, чтобы голос звучал слегка смущенно, произнес:

— Вы о чем, мистер Рубинек?

— О пяти продажах за день — вот о чем! Невольно задумаешься: уж не пришлось ли тебе попросить о помощи друзей или родственников, чтобы хватило на хлеб с маслом?

— Удачный день, только и всего…

Собираюсь уходить, но Медуза вновь становится на пути:

— Раз уж ты у нас, блин, такой весь из себя гений продаж, то может, еженедельно назначать тебе план в восемнадцать комплектов?

И сразу же — приступ бесстрашия, охватывающего меня всякий раз, когда меня недооценивают:

— Мистер Рубинек, готов справиться с любой вашей нормой.

— Еще шесть штук к завтрашнему вечеру. А нет — можешь собирать вещи.

Медуза уходит, но вдруг оборачивается и говорит:

— Не нравишься ты мне, Аллен. Ох как не нравишься…

Еще меньше я нравлюсь Рубинеку после того, как в пятницу, в 13.14, продано еще шесть комплектов. Я — супергерой, я не делаю ошибок. Ну, по крайней мере такое чувство у меня было в тот момент, когда я направлялся домой. Проходя мимо офиса Медузы, заметил, как тот хмуро смотрит, точно проученный задира. Во всяком случае, проученный на сей раз.

С чеком я обошелся крайне предусмотрительно, ведь вскоре после возвращения домой привезли отремонтированный диван, грузчик доставил счет к немедленной оплате при получении. Пришлось выписать чек на сумму, отсутствовавшую на счете, но ожидаемую к утру понедельника, когда перечислят первую зарплату от «Пи-Си Солюшенз». Диван выглядел белее белого. Лиззи обрадуется.

На автоответчике только одна запись. От нее. В голосе жены слышались одновременно отчуждение и радость:

— Привет, это я. В Лос-Анджелесе сейчас около девяти, так что меня ты не услышишь раньше вечера, пока не вернешься домой с работы. Придется слетать утром в Сан-Франциско повидаться с клиентом. Потом будет встреча с оравой из офиса в гостинице возле «Кармеля». В общем, все решилось в самый последний момент, но я ни разу не была в той части Тихоокеанской трассы, так что…

Обессиленно опускаюсь на кушетку. «Встреча с оравой из офиса в гостинице возле «Кармеля»… Что еще за орава? И почему не сказала, как называется распроклятая гостиница?

— …и поскольку, скорее всего, получится вернуться в Мондриан только к обеду в воскресенье, тебе, пожалуй, лучше всего попробовать связаться со мной по рабочему телефону в понедельник. Буду рада поговорить, поскольку…

«Нет, только не «есть кое-какие новости!»»

— …в общем, ты должен знать: в офисе ходят слухи, что мне, быть может, придется задержаться здесь еще месяца на четыре, а то и на полгода…

Рука с сигаретой дрожит. На диванную обивку, которая белее белого, падает пепел. Тупо смотрю на пятнышко.

— В общем, пока еще ничего конкретного не решили.

Позвони-ка в понедельник, все обговорим. Пока. Щелчок.

Долго сижу на диване, нет сил пошевелиться, сигарета догорает до самого фильтра, приходится утопить окурок в банке из-под «Буша». Единственная мысль: «Она ушла». И даже если выходные в «Кармеле» — всего лишь невинный сабантуй с коллегами, жена так и не сказала, в каком отеле и в каком номере остановится. А если есть основания для беспокойства, то…

В нашем домашнем словаре прежде никогда не было слова «ревность». И «измена». Я придерживался моногамии, Лиззи, насколько мне известно, — тоже (было бы удивительно, если бы я ошибался). Но теперь…

«Хватит, перестань! Нет никаких причин подозревать ее во внезапной измене! Просто Лиззи пока не хочет тебя слышать. Среди прочих семейных неурядиц отказ посоветоваться с супругой — довольно тяжкое преступление. Хорошо хоть, не трахается с другим…»

Но беспокойство не унималось: если работодатели решили продлить ее пребывание в Лос-Анджелесе, а Лиззи, мягко говоря, не в восторге от перспектив нашей встречи, то совместное будущее — под вопросом.

Хватаюсь за телефонную трубку, быстро набираю 310 — региональный код — и рабочий номер Лиззи. Прошу секретаршу соединить нас.

— Мисс Говард не будет до понедельника. Простите, а кто спрашивает!

— Муж.

— Что-то случилось?

Хотелось сказать: пусть Лиззи немедленно перезвонит по неотложному делу. Но тут же понял: любимая вряд ли обрадуется, поняв, что «неотложное дело» — всего лишь уловка, чтобы вынудить ответить на звонок. А мое имя у жены и так едва ли не в черном списке. А потому ответил:

— Просто сообщите, что если Лиззи захочет пообщаться, я все выходные буду дома.

— Хорошо, обязательно.

Утром в воскресенье, намереваясь растрясти жирок (а заодно и расслабиться), отправился к корту на пересечении Двадцатой стрит и Девятой авеню, прихватив ракетку и пару мячей: площадка здесь ничуть не хуже, чем в эксклюзивном клубе.

Утро выдалось пасмурным, зябким, и я играл в одиночестве.

Отбивая мяч от стены, отрабатывая рикошетную подачу, оттачивая замах и пытаясь смириться с тем фактом, что корт не вполне соответствует стандартам Нью-Йоркского теннисного клуба здоровья, я неожиданно слышу из-за спины: