Адриан Гилл - Поцелуй богов

— А вот это по-настоящему страшное.

— Того, кто хочет выпотрошить меня поганым ножом? Он пишет постоянно, а мы передаем его послания полиции.

— И тебя все это не угнетает?

— Временами. Но я с этим сжилась. Ко всему привыкаешь.

— Но они ненормальные. Сексуальные фантазеры. Девочка считает, что ты избавишь ее от рака.

— Н-да… что ж, может быть, смогу…

— Ли!

— Ты прав. Больные и ненормальные. Страшно. И их тысячи. А я одна кинозвезда. Вспомни о Голливуде. Подумай, что ежедневно представляет собой калифорнийская почта. Тысячи и тысячи жестоких угроз, заумных фантазий, просьбы, мольбы, откровения. Каждый день целый том откровений — с иллюстрациями: картинками, уродливыми фотографиями, шариковыми членами во рту, кинжалами, мясницкими ножами, иголками, полароидными снимками тел. И люди, которые все это засовывают в конверты, заклеивают, штемпелюют и рассылают. Моему секретарю приходится надевать бронежилет и пользоваться перчатками, когда он разбирает корреспонденцию. Мир захлестнул психоз. Вмешательство в дела почты — федеральное преступление, а превращение почты в клоаку — преступление против личности.

— А ты не чувствуешь себя ответственной?

— За что, Джон? В чем моя вина? — Ли взяла письмо с угрозами. — Жертва издевается над ловчим? Ну конечно.

— Нет. Я имел в виду не это. Я имел в виду… как бы это выразить… всю проблему звезд и славы. В ней проявляется принцип магнита — печная вытяжка злобы, разочарований, гнева, уныния. Тяга только их усиливает и разжигает.

— Бог его знает… Ты хочешь сказать: не было бы дичи, не было бы и охотников. По принципу: не было бы машин, не было бы пьяных водителей. Но пьяницы все равно бы существовали. Нет, столь многого я не требую. Просто хочу петь, делать свое дело.

— Это можно сказать и о твоих корреспондентах — они делают свое дело. Одни очаровывают, другие поддаются очарованию.

— В любом случае смахивает на милейшего Тони Перкинса [39] Энтони Перкинс (1932–1992) — английский актер, выступал на Бродвее. Снимался на телевидении. Исполнитель главной роли в фильме А. Хичкока «Психоз». . Как-то корреспондент меня спросил: «О ком вы думаете, когда играете?» Я понесла какую-то околесицу, вроде того, что о мамочке. Но правда заключается в том, что я стараюсь ни о ком не думать. Не смотреть на публику во время представления, на толпу у кинотеатра после просмотра. Все они мне кажутся слишком нормальными, слишком обыкновенными. Но эти люди знают обо мне все — больше, чем я сама. Они хранят альбомы и оклеивают свои мансарды моими фотографиями. Приходят домой, вынимают из себя тампон, кладут в пакет из-под «Джиффи» [40] Мучная смесь, предназначенная для приготовления несладкого теста. и посылают мне. А потом ведут себя как ни в чем не бывало — смотрят телевизор, звонят друзьям, заваривают детям чай. Парни дрочатся, глядя на мои фотографии, — это еще ладно, это естественно. Не понимаю, когда какой-нибудь тип запирается в ванной и тужится над коробкой из-под сандвичей, чтобы послать посылку с дерьмом девице из мыльной оперы, которая всего-то и протараторила: «Брэд, я беременна неизвестно от кого». Или человек находит дохлую крысу в гараже и думает: отправлю-ка я ее Ли Монтане — она поет песню, которая нравится жене. Никто не говорит о славе, насколько она страшна. На улице пугают одинаково все: и те, кто тебя любит, и те, кто ненавидит. Обожание дает повод самочинно захватывать права на мою жизнь. Если я меняю прическу, тысячи женщин желают мне, чтобы я подохла от рака, потому что я их оскорбила: видите ли, они хотели походить на меня. Поверь, только знаменитые люди понимают, в каком ненормальном мире мы живем. Обычно считают, что большинство народа — люди как люди, а свихнутых — раз-два и обчелся. Но я точно знаю, что под обманчивой внешностью скрываются душевнополоумные, извращенцы, маньяки, эксгибиционисты. Мои слова тебе покажутся параноидальными, но ты ни разу не стоял на краю сцены в свете прожекторов.

Джону ее слова в самом деле показались параноидальными.

— А что означают буквы ОФ и галочка в конце страницы? — спросил он.

— Значит, что им отправили ответ и фотографию. Стандартное: «Спасибо за письмо. Оно для меня очень важно. Надеюсь, вам понравился мой новый фильм, альбом или что там еще…»

Джон представил себе, как подобный ответ получает отставной моряк из Индианы, и промолчал.

— Знаешь, что меня больше всего заводит? Когда звезды говорят, что они любят своих почитателей. «Я люблю вас всех!» — какая сраная нелепость. Мы их боимся, боимся и испытываем к ним отвращение. Стать актером — все равно что наняться на работу в комитет мутантов и кретинских умников, половина из которых тебя ненавидят, а половина норовят трахнуть в ухо. И это они платят тебе зарплату. Самая отвратительная в мире работа. Но об этом никто не желает знать.

— Ленч! — выкрикнул Лео. — Омар «Морис Шевалье» или что-то вроде того.

Так все и катилось. Солнце всходило и исчезало за горизонтом. Омаров, половогубый сыр и прохладное вино подавали и убирали со стола. Оттенок кожи Джона превратился из пергаментного в цвет бурой бумаги. И он ему шел. Голубые глаза казались ледяными, черные волосы завивались блестящими колечками, из плеч ушло напряжение. Он перестал смотреться согбенной вешалкой и научился вышагивать с ленивой небрежностью. Научился отдыхать. И признавался себе, что никогда не чувствовал себя так хорошо. Они с Ли впали в определенный легкий ритм: утреннее траханье, купание, затем завтрак. После завтрака Джон работал над стихотворениями. Дальше ленч, сиеста, необременительный секс для отдохновения, поездка в город, чтобы выпить и развеяться в магазинах. Вечернее купание, ужин, кровать.

Его голова просветлела, шум в ушах от тревоги и постоянных оценок утих и сменился добродушной снисходительностью. Он смотрел на Ли ленивыми глазами и понимал, что в ее теле нет ни одного естественного мускула. Все движения поставлены. Так надо закуривать, так курить сигарету. Так садиться, вставать, прохаживаться по комнате. У нее было два смеха: один — запрокинув голову, другой — слегка наклонив. Она знала, как посмотреть через плечо. Принимала душ так, будто рекламировала мыло. Опускалась на унитаз, словно на автовыставке в «порше». Настоящий классический балет, только без музыки. Она каждую секунду видела, как выглядела. Персональный радар в голове, следящий за профилем и конечностями, бровями, углом груди. Даже тогда, когда они занимались любовью, Ли словно позировала перед камерами. Общий кадр, наезд, крупный план. Джон не жаловался. Он вообще ни на что не жаловался. У него на плечах красовался розовато-лиловый кашемировый джемпер, никаких носков на ногах и широченная улыбка на губах.