Чинуа Ачебе - И пришло разрушение…

Мало-помалу доводы мистера Брауна начали оказывать действие. Все больше и больше людей приходили к нему в школу, и он всячески поощрял их, одаривая фуфайками и полотенцами. Не все люди, приходившие учиться, были молоды. Некоторым уже перевалило за тридцать. По утрам они обрабатывали поля, а днем отправлялись в школу. Прошло совсем немного времени, и в Умуофии заговорили о том, что белый человек умеет хорошо заговаривать от болезней. Учение в школе мистера Брауна тоже давало свои результаты. Всего нескольких месяцев было довольно для того, чтобы стать судебным стражником или даже писарем. А те, кто продолжал учиться дальше, становились учителями, сеятелями слова божьего. Церкви были построены и в соседних деревнях, и при некоторых из них открыли школы. С самого начала религия шла рука об руку с образованием.

Маленькая миссия мистера Брауна процветала и одерживала одну победу за другой и, благодаря тесной связи с новой администрацией, все больше входила в силу. Но здоровье самого мистера Брауна было подорвано. Он не обратил внимания на первые признаки подкрадывающейся болезни. Кончилось тем, что, к несказанному своему огорчению, ему пришлось покинуть свою паству.

Мистер Браун уехал из Умуофии в первый же сезон дождей после возвращения Оконкво на родину. Пятью месяцами раньше, узнав о прибытии Оконкво, он поспешил нанести ему визит. Незадолго перед тем миссионер послал сына Оконкво Нвойе, которого теперь звали Исааком, в школу, готовящую учителей. Она только что открылась тогда в Умуру. Мистер Браун надеялся, что известие это обрадует Оконкво. Но Оконкво прогнал миссионера, пригрозив, что если он еще раз осмелится ступить к нему во двор, живым ему оттуда не выбраться.

Возвращение Оконкво на родину не стало знаменательным событием, как он мечтал о том когда-то. Правда, две его красавицы дочери возбудили немалый интерес у деревенских женихов, и сватов начали засылать почти сразу же, но и только, — Умуофия, казалось, не очень-то заметила возвращение своего славного воина. За время отсутствия Оконкво произошли столь глубокие изменения, что клана было не узнать. Слишком много места в мыслях его соплеменников стали занимать новая религия, новые порядки, новые лавки. Конечно, оставались еще люди — и таких было немало, — кто по-прежнему видел во всем новом только зло, но даже и они не могли ни думать, ни говорить ни о чем другом, а тем более о возвращении Оконкво.

Да и год к тому же выпал неудачный. Ввел бы Оконкво сейчас двух своих сыновей в общество озо , как намеревался, — это, конечно, наделало бы много шуму. Но обряд посвящения в члены общества проводился раз в трехлетие, и следующей церемонии нужно было ждать без малого два года.

На сердце Оконкво легла печаль. И не только личные горести и неудачи огорчали его. Он горевал о своем клане, который распадался и погибал на глазах, он горевал о некогда воинственных мужах Умуофии, которые ныне стали изнеженными, как бабы.

Преемником мистера Брауна стал преподобный Джеймс Смит, и был он человеком совсем иного склада. Мистер Смит открыто порицал политику компромиссов и приспособленчества, которой придерживался его предшественник. Все виделось ему окрашенным лишь в два цвета: черный и белый. Черный — это зло. Мир в его представлении был полем битвы, на котором в смертельной схватке сошлись дети света и исчадья тьмы. В своих проповедях он говорил об овцах и козлищах, о пшенице и плевелах. Он был твердо убежден, что пророков Ваала нужно убивать.

Мистера Смита глубоко удручало то невежество, какое выказывало большинство из его паствы даже в таких вопросах, как троица и таинство причастия. О чем это говорило, если не о том, что до сих пор все семена были брошены на каменистую почву? Мистера Брауна заботил только вопрос количества. А следовало бы ему знать, что важно отнюдь не количество. Сам господь бог не раз указывал, что в царство божие войдут лишь немногие, ибо узок путь туда и тесны врата. Заполнить святой храм толпой идолопоклонников, шумно требующей знамений, — это ли не безрассудство, чреватое нескончаемыми бедствиями? Только единожды в своей жизни взял Христос в руки плеть — и то для того, чтобы изгнать толпу из храма отца своего.

Не прошло и нескольких недель после прибытия мистера Смита в Умуофию, как он отлучил от церкви молодую женщину за то, что она влила новое вино в старые мехи, иными словами, позволила своему язычнику мужу искалечить их мертвого ребенка. Ребенок этот был объявлен огбание, то есть таким, который мучает свою мать, возвращаясь после смерти в утробу ее, чтобы родиться вновь. Уже четыре раза ребенок этой женщины совершил свой нечестивый круговорот. Его искалечили, чтобы отбить у него охоту возвращаться в мир.

Прослышав об этом, мистер Смит преисполнился гнева. Он не пожелал поверить рассказам, которые подтверждались даже самыми верными последователями новой церкви, рассказам о нечистых детях, не страшащихся никаких увечий и упорно возвращающихся в мир со всеми своими шрамами и рубцами. Мистер Смит заявил, что все эти небылицы распускает не кто иной, как дьявол, чтобы сбить людей с пути истинного. И те, кто верит в них, недостойны разделять господню трапезу.

В Умуофии была пословица: «По пляске и бой барабанов». А мистер Смит плясал неистово — и барабаны вовсе обезумели. Пышным цветом расцвели наиболее рьяные из новообращенных, сдерживаемые прежде мистером Брауном. Одним из них был сын жреца змеи Енох, которого обвиняли в том, что он убил и съел священного питона. В новой вере Енох был куда ревностнее самого мистера Брауна, и в деревне про него говорили, что он — тот самый зевака, который плачет на похоронах громче вдовы и сирот.

Енох был маленький щуплый человечек. Казалось, что он вечно куда-то торопится. Стоял ли он на месте, шел ли куда-нибудь, ступни его ног, короткие и широкие, глядели в разные стороны: пятки были вместе, носки врозь, можно было подумать, что ноги поссорились и решили идти каждая своей дорогой. В тщедушном тельце Еноха бурлила неуемная энергия, время от времени находившая выход в диких ссорах и драках. Воскресные проповеди касались, по мнению Еноха, исключительно его врагов. И если кому-нибудь из них случалось сидеть поблизости, он то и дело поворачивался и многозначительно поглядывал на него, словно хотел сказать: «А что я тебе говорил!» И именно благодаря Епоху взаимное недовольство между церковью и кланом, которое нарастало с самого отъезда мистера Брауна, перешло в открытое столкновение.

Это случилось на празднестве, ежегодно устраиваемом в честь богини земли. Во время празднества предки, тела которых были после смерти преданы матери- земле, появлялись среди живых в виде эгвугву, выползая через крошечные отверстия в муравьиной куче.