Джоди Пиколт - Идеальная жизнь

Захарий, единственный сын Доротеи, тридцать шесть лет назад влюбился в белую школьную учительницу, и хотя Доротея никогда не желала своему сыну ничего плохого, она сделала все, что в ее силах, чтобы воспрепятствовать этому увлечению. Она подкладывала под матрас сына особые корешки и сухие цветы, молилась духам, даже обратилась к шаману, Джозефу Стоящему на Солнце. Но случилось то, чему суждено было случиться. Если честно, то в тот день, когда Энн покинула Пайн-Ридж, чтобы оказаться подальше от Захария, в тот день, когда ее сын вскочил на коня и отправился искать свою любимую, Доротея стояла всего в метре от происходящего, наблюдала за разворачивающимися событиями и качала головой.

Доротея никогда бы в этом не призналась, но Энн стала ее навязчивой идеей. Когда стало ясно, что Захарий женится на учительнице, что бы ни случилось, Доротея сказала сыну, чтобы на свадьбу он ее не ждал. Но все же она решила присмотреться к женщине, которая станет ее дочерью. Она стояла под окнами школы, в которой работала Энн, и привыкала к звучанию ее голоса. Следовала за ней в магазин и присматривалась к продуктам, которые она покупала: тальк, имбирные капли, голубые тени для век. Даже сходила в муниципалитет и узнала ее имя, фамилию, год рождения, группу крови и номер карточки социального страхования.

За три дня до свадьбы Энн уснула под тополем, ожидая Захария у дома. Доротея опустилась рядом с ней на колени и коснулась почти прозрачной кожи ее лица. Как завороженная она почти десять минут смотрела на белую шею Энн, пытаясь запомнить расположение ее бледных вен.

— Что вы делаете? — спросила по-английски проснувшаяся Энн.

— Тебе я могу задать тот же вопрос, — ответила Доротея на языке лакота.

Энн села, понимая, что ответ «Жду Зака» — совсем не тот, которого ожидает Доротея.

— Я люблю его так же сильно, как и вы, — негромко ответила Энн.

— В этом-то все и дело, — сказала Доротея.

Она встала, намереваясь вернуться в дом, но Энн остановила ее.

— Я бы хотела, чтобы вы пришли на свадьбу, — сказала она на лакота.

Доротея тут же перешла на английский.

— Ноги моей не будет в церкви бледнолицых!

— Ну что ж, — как ни в чем не бывало ответила Энн, — тогда встретимся у церкви.

Доротея обернулась.

— Почему ты так в этом уверена?

Энн улыбнулась.

— Потому что ничто не сможет удержать вас дома.

В день свадьбы Сайрес умолял Доротею передумать хотя бы ради Зака, но она упорно сидела на потертом коричневом диване в домашнем халате. Но как только он уехал, она переоделась и по ближайшей дороге на попутке добралась до города. Она приехала к церкви и, верная своему слову, осталась снаружи, подглядывая в щель в наспех сколоченной деревянной стене. Наконец непоправимое случилось, священник благословил новобрачных, и Доротея увидела, как темная рука ее Захария нежно сжала ладонь жены.

Она оторвала взгляд от их рук и увидела, что Энн не смотрит влюбленными глазами на Зака и даже не обращает внимания на священника. Стоя вполоборота к алтарю, она смотрела через щель в стене на Доротею, а потом подмигнула свекрови.

Доротея попятилась на пыльную улицу и там дала волю чувствам — разразилась смехом. Так впервые из бессчетного числа раз невестка превзошла все ее ожидания. Так впервые из бессчетного числа раз Доротея призналась себе, как ей нравится Энн и какое уважение она вызывает. И сейчас, когда невестки давно уже нет, ей ее по-прежнему не хватает.

— Знаешь, после аварии Зак умер из-за тебя, — сказала она. — Он не смог бы без тебя жить.

Она знала, что у них с Сайресом тоже так: если один из них окажется в царстве духов, второй умрет следом, чтобы снова быть вместе. Доротее потребовались годы, чтобы это понять, но теперь она твердо верила: такой и должна быть любовь. Ее невозможно выкрасить черно-белой краской. Она всегда оказывается странного, неоднородного серого оттенка.

Касси сидела рядом с Сайресом в тени в низком складном пляжном кресле, ожидая, когда начнется Пляска Солнца. Наверху священного столба на сухом ветру развевалось четыре флага: белый, желтый, красный и черный — как четыре человеческие расы. Над головой лениво парил орел, чему присутствующие несказанно обрадовались.

— Хороший знак, — прошептал Сайрес Касси.

Это был последний день ярмарки, и Касси сидела как завороженная. Они уже походили с Доротеей между загруженными торговыми столиками, и Касси выбрала широкий кованый браслет для себя и яркое тканое одеяло, чтобы пеленать ребенка. Она даже заглянула в брезентовые вигвамы, которые разбили семьи, проживающие далеко от Пайн-Ридж, и ее поразили соседствующие на вешалках головные уборы из орлиных перьев и голубые джинсы.

Сегодня последний день Пляски Солнца — священного праздничного танца, единственного, к которому готовятся несколько месяцев и для которого участники разучивают свои партии. Сайрес мало рассказывал Касси об этом обряде, упомянул только, что это церемония, воздающая хвалу солнцу, ритуал обновления и хорошего урожая. Последние три дня Уилл был среди танцующих, чем сильно удивил и обрадовал Касси. Ей нравилось, что он, облачившись в национальные одежды, притопывает и кружится вокруг центрального столба, как сотни лет поступали его предки.

— Не знаю, что тебя на это подвигло, — сказала она ему после первого дня танцев, — но когда ты стараешься, из тебя получается великолепный индеец.

Уилл усмехнулся и даже возгордился, увидев себя ее глазами.

Касси подалась вперед, когда из священной хижины во главе с Джозефом Стоящим на Солнце вышли танцоры. Как и сам шаман, они были облачены в длинные красные килты, на груди синей краской нанесена раскраска. На головах — сплетенные из полыни венки, на шее — свистки из орлиных костей. Касси попыталась перехватить взгляд Уилла, когда он проходил мимо нее, пожелать ему удачи, но он смотрел в небо.

Джозеф Стоящий на Солнце подошел к Уиллу, замершему в ожидании под столбом из тополя, пробормотал что-то на языке лакота и поднял сверкающий серебряный штырь. Касси увидела, как солнце отразилось от его полированного, острого наконечника. Джозеф нагнулся ближе к напрягшемуся Уиллу. И только когда он взмахнул вторым штырем, Касси поняла, что шаман надрезал кожу на груди Уилла. По животу молодого человека потекла кровь.

Как и у остальных танцоров, два штыря, торчащих из груди Уилла, привязали к ремням из сыромятной кожи, которые свисали со священного столба. Под руководством Джозефа мужчины начали танцевать, как и в предыдущие три дня. Раздавалась барабанная дробь, но сердце Касси стучало еще громче. Она ухватилась за подлокотники кресла, лицо у нее вытянулось и побледнело.

— Вы знали, — прошептала она Сайресу, не отрывая взгляда от Уилла, — знали и ничего мне не сказали!