Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Опасность поджидала нас совсем с другой стороны. Я подошел к Джонсону. Его лицо превратилось в кровавую маску. Алые пузыри мелкими кругами собирались возле уголков его губ. Он был без сознания, но часто дышал. Значит, был жив. Я украдкой протянул руку к его шее и рванул на себя кулон с индийским божеством. Золотая Лакшми снова была у меня в руках. Теперь нужно было как можно быстрее драпать. Сергей, дрожа то ли от ярости, то ли от испуга, смотрел мне в глаза, словно ждал команды. Краткого плана действий на ближайшее будущее. Но я не мог ничего ему предложить. Мой бросок был спонтанным и непродуманным. И совершенно случайно, благодаря невероятному стечению обстоятельств, я оказался победителем. То есть, мы вдвоем с Сергеем уложили двоих вооруженных людей и в качестве приза получили свободу. Что теперь с ней делать, не знали ни я, ни он. Впрочем, до победы было еще далеко.

Я недолго думал, куда мне спрятать кулон. В передние карманы джинсов я предпочитал ничего не класть. Они слишком тесно прилегали к телу и при ходьбе натирали пах. Моя рука механически засунула украшение в задний карман и случайно наткнулась на обрывок дермантина, неизвестно каким образом оказавшийся в джинсах. Я извлек его на свет. Ба! Да это был кусок обложки колумбийского паспорта, который я отобрал у Сергея. Для меня за прошедшие несколько дней он потерял было всякую ценность. Но тут я заметил, как на него посмотрел Журавлев. Сергей следил за каждым моим движением. Я в одночасье стал его спасением и его проблемой. Если кто-либо из этих двоих не придет в себя, то Сергею грозит смертный приговор. Но и в противном случае, если они останутся в живых, ему нечего рассчитывать на меньшее наказание. Так же, как и мне. Вместо того, чтобы задуматься о спасении самому, он предпочитал ждать от меня правильного решения. Он был полностью мой и готов был сделать все, что я скажу. Правда, это состояние полной покорности длилось у него несколько секунд. До того самого момента, когда у меня в руках появился обрывок паспорта.

- Иваныч, дай мне его, - уверенно сказал, почти потребовал, журналист.

Я ему не ответил. Я понял только, что этот паспорт имеет для него немалую ценность. Примерно такую же, как и его собственная жизнь, если он думает не о спасении, а о клочке красного дермантина. Во всяком случае, не намного меньшую. Метаморфозы происходили в душе Сергея и тут же, моментально, отражались на его лице. Только что я видел перед собой совершенно размазанного по днищу фургона человека, готового на все ради одного глотка воды. Потом эта развалина превратилась в припертого к стенке хищного волка. Затем хищника сменил домашний преданный пес. А теперь в глазах пса засверкали огоньки бешенства. Калейдоскоп образов вспыхнул и промелькнул на лице журналиста в короткий миг триумфа на проселочной дороге, прорезавшей густой тропический лес.

Триумф быстро закончился. “На землю!!!” - услышал я душераздирающий крик. Фонтанчики пыли в сопровождении противного свиста поднялись прямо у моих ног. Сергей рухнул на землю там, где стоял. Я тотчас же последовал его примеру. Пыль сухой смрадной порцией тут же набилась мне в рот, но это все же было лучше, чем глотать автоматный свинец. Впрочем, это не отменяло подобной перспективы. Падая, я успел ухватить взглядом невысокую худощавую фигуру возле открытой кабины “фольксвагена”. Человек был в камуфляже. Все стало ясно. Это третий охранник, о существовании которого я подозревал с самого начала, прислушиваясь через стальную перегородку к разговорам африканцев. Если бы мной управлял разум, а не ярость, то я бы, несомненно, учел во время стычки его присутствие. Впрочем, справедливости ради следует признать, что если бы мной руководил разум, я бы ни за что не стал бросаться на здоровяка Суа Джонсона, терпеливо провел бы всю оставшуюся дорогу в железной коробке микроавтобуса и примерно через год сгнил бы в желтой алмазной луже, приумножая богатство хозяев этой страны.

Но теперь моя жизнь превращалась в слайд-шоу. Вспышки сознания фиксируют предпоследние моменты существования двух белых людей, и у них нет шансов на спасение. Картинка черно-белая. Белые лица в белой дорожной пыли. Черные ботинки оставляют белые следы. Черный ствол автомата над головой Журавлева. Он все ближе и ближе. Он разгребает пламегасителем волосы на его затылке. М-16, словно медведь гризли принюхивается к жертве перед тем, как ее сожрать. Вот ствол останавливается. Сейчас будет выстрел. Внутри черного зверя придет в движение надежно испытанная многими войнами механика, которую придумал Юджин Стонер. А кто ты такой, Стонер? Не кто иной, как зеркальное отражение старика Михаила Калашникова. Оказывается, ты, Юджин, много работал над тем, чтобы однажды не стало одного русского парня, Сергея Журавлева. А потом и другого. Украинского. То есть, меня. Но нет. Я замечаю, что в предназначенной очередности что-то меняется. Черный зверь исчезает из поля зрения. Черный башмак делает шаг ко мне. Твердый нос хищника выбирает мой затылок. Сначала я, потом Сергей. Пока ствол был над Журавлевым, сердце безумно колотилось у меня в груди и, похоже, собиралось вырваться прочь на волю. А теперь оно замедлило пульс. Я прислушиваюсь к себе и не слышу ни единого удара. Сердце совсем остановилось. Может быть, я уже умер? Но нет, я вижу, как ботинок ерзает в пыли у меня перед носом, безразлично касаясь меня ребром рифленой подошвы. Он движется слишком медленно, словно отснятый на кинопленку в рапиде, и мне начинает казаться, что время замедляет свой бег, и я, повелитель времени, могу его остановить прямо сейчас. Но это мне только кажется. От неумолимого ботинка пытается сбежать лесной муравей. Он перебирает конечностями так медленно, словно ползет не по дороге, а по тарелке с медом. И я понимаю: ему не уйти. Я напрягаю все свои силы и слышу у себя в груди гулкий удар колокола. Как я ни стараюсь, время продолжает двигаться вперед. Муравей будет раздавлен. Ствол у меня на затылке совершает едва различимые круговые движения, выбирая удобное место для того, чтобы упереться. И когда это место было найдено, осталось только дождаться выстрела.

Кажется, я его услышал до того, как из ствола вылетела пуля. Я спокойно ждал, когда все, что я вижу перед собой, скроется в бесконечной темноте. Но изображение не исчезало. Наоборот, оно задвигалось быстрее, и мой взгляд едва уловил, как метнулась прочь черная лакированная поверхность ботинка. Прозвучал еще один выстрел. И еще три. Муравей словно вырвался из вязкой среды и, задвигавшись с нормальной для себя скоростью, скрылся за гребнем колеи. И тогда я понял, что жив.

Мы все трое были живы. Если считать муравья. Но это еще ничего не значило. Вокруг нас грохотали выстрелы, и в обшивке старого “фольксвагена” вдруг стало очень много мелких дыр под яростный крик из густого леса, подступавшего к дороге. Черный ботинок снова появился передо мной и снова исчез. На то место, где он стоял, упали три отстрелянные американские гильзы. А потом градом посыпались и другие, хорошо знакомые мне, калибра семь шестьдесят два.