Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Словно не веря в её настоящее желание уехать, мужчины гоношистым протрезвелым хором сулили райское блаженство, перегораживали дверь, проникновенно, с неумелым подражанием аристократам целовали нежные девичьи ручки.

«Муж, что ли, строгий? Урезоним!» — театрально надрывался синий Кент (который даже не представлял, какой разительный контраст он создавал своим приближением к прекрасной молодой особе!), стараясь показать, что преград в этой жизни для «правильных» людей не существует. Конечно, провожатым больше всего хотелось услышать: «Нету меня никакого мужа!», чтобы навалиться держать с новыми силами, но прекрасная гостья о наличии супруга загадочно умолчала.

Фалолеев радовался, что Лина покидает эту скотскую компанию, радовался, тайком созерцая расстройство на лицах настойчивых конкурентов. «Облом! Облом, гады!» — облегчалась его душа от гнёта ревности, и даже цена этого спокойствия — прощание с обворожительной девушкой — его устраивала.

Андрей как можно небрежнее вопрошал Лину про телефончик, сбегал в комнату за ручкой, оторвал у большого календаря пол-листа и, как губернский писарь, ждущий повеления от губернатора, изготовился запечатлеть бесценный номер. Но обворожительная прима и тут лишь улыбнулась, кивнув на серую мышку, — «она всё знает». У Лины попытались вырвать обещание на следующую пятницу или субботу, и вновь ответом была загадочная молчаливая улыбка. Таксист у подъезда, потерявший терпение, длинно просигналил. Кент засуетился «воткнуть охреневшему быку рога в землю», но Андрей от глупого порыва друга удержал.

— Карета подана… — возвышаясь над шумной толпой, громко, выразительно произнёс Фалолеев, — не то Золушке придётся увидеть тыкву и мышей.

Лина услыхала слова видного, красивого парня и фразу оценила. Это было видно по внезапному, оживлённому блеску тёмно-зелёных глаз, по тому, что последнего её взгляда, и взгляда непростого, загадочного, удостоился именно он.

Вечеринка без чудесной примы сразу потускнела, и Фалолеев, выбрав первый подходящий момент, по-английски удалился.

Прошло несколько месяцев…

Очень долгий, нервный звонок в дверь вынул Григорьева из уютного кресла. Он пришёл со службы усталый, раздражённый и взялся было за Лескова разрядиться, успокоиться, но, без интереса осилив пару страниц из «Однодума», понял, что прежнего наслаждения, а тем более желанной разгрузки чтение не принесло. Слишком большими проблемами забита голова: безденежье, сокращение, пустые магазины, дикие угорелые цены — и Лесков тут не спасительная таблетка.

Всё же думать о заботах, которые ещё пять лез назад и в страшном сне не приснились бы, не хотелось абсолютно, проще бы сейчас голову отрубить вместе с мрачными мыслями. Григорьев отложил томик Лескова и в надежде на более лёгкое развлечение включил телевизор. На одном из каналов подвернулась «Кавказская пленница», и Олег Михайлович сам не заметил, как, погрузившись в любимый с детства фильм, стал успокаиваться. И вот дурацкий непрерывный звонок!

Как есть — в белой майке, в разношенном линялом трико

— Григорьев оторвался от телевизора. «Пожар что ли?!» — пробурчал он, открывая дверь.

Сосед Андрей, что поднял внезапную тревогу, вид имел для себя крайне нехарактерный: остекленевшие глаза его прыгали из стороны в сторону дикими, нервными скачками, бледные губы подёргивались, словно хотели разразиться страшным ругательством, а колкий ёжик волос, казалось, ощетинился стальными иголками.

Не здороваясь, владелец винно-водочного магазина попёр прямо в квартиру. «Где эта сука?!» — он вопрошал и взмахивал руками, будто желая схватить Григорьева за грудки. Столь взбешённым Олег Михайлович соседа сроду не видал и не на шутку испугался — уж не поехала ли у коммерсанта от бесконечных гулянок крыша?

— Кто? — переспросил Григорьев в большой озабоченности, не зная, что делать — разговаривать по-человечески или решительно обороняться?

Фалолеев! — едва не кричал криком Андрей. — Этот сучий Фаллос!

— Здрасте-пожалуйста! — Григорьев растерянно почесал открытую крепкую шею. — Ты в своём уме? Кто с ним в деле?

— В деле! А он исчез, курва! С моими деньгами! Пятьдесят тонн зелёных! — звериные глаза Андрея метались, и никакая человеческая осмысленность не могла найти в них сейчас отражение.

— Пятьдесят тысяч долларов! — ахнул и Григорьев, но лицо его тут же посуровело. — Подожди! Ты что человека клянёшь? А не дай Бог, с такими деньгами… убили?

— Какой убили?! Кинул! Как подзаборного лоха! Как дешёвку! Как последнего кретина!

— Откуда ты знаешь? — Григорьев нарочито взялся говорить медленно, чтобы хоть как-то остепенить соседа.

— Откуда? — вновь в ярости брызнул тот слюной и раскрыл рот выложить доказательства. Доказательств, видно, было много, но на язык они все рванулись без очереди. — Звонил мне! Где, чего купил! Докладывал! Что отправил!

— Всё правильно, закалка у парня военная. А что за паника?

— Товара нет! Звонков больше нет! Самого Фалолеева нет! Зато сейчас в его квартиру какие-то черти вселяются! Мы, говорят, купили квартиру! Вместе с мебелью! Каково? А?!

— Дела-а, — протянул Григорьев, состраивая домиком выцветшие брови, и кивком головы пригласил беснующегося Андрея на кухню. Тот прошёл, но крайнее возбуждение не давало ему стоять спокойно и секунды.

Григорьев по-хозяйски сел на старый табурет, замолчал, не зная, что сказать: новость необычная и впрямь очень серьёзная, даже страшная. Если Генка квартирку толкнул, значит, действительно всё продумал, подготовил и планомерно дал дёру… С бешеной суммой сорвался! Вот так партнёр!

— Откуда родом этот сучонок, откуда? — затеребил Григорьева коммерсант.

— Из Мценска, что под Орлом! Слыхал — леди Макбет Мценского уезда?

— Леди, леди! Какая, к херам, леди, какой уезд?! Город, что ли, Мценск? Небольшой? — Андрей спрашивал так напористо, будто полагал сейчас же хлопнуть дверью и сорваться на поиски.

— Небольшой, только он не дурак гам оседать. Вычислить — раз-два!

— А учился где?

— В Коломне училище заканчивал. Под Москвой.

— Вот вам и офицер… су-учий потрох! — на этом выкрике огонь возбуждения, клокочущий в Андрее, наконец-то, миновал фазу крайнего неистовства. Дальше пошло просто отчаяние, удивление. — Я, дурак, радовался — помощника себе нашёл: честного! Расторопного! Скажи, сосед, как так можно?!

Григорьев только пожал плечами: выходит, за большие деньги можно.

Через четыре дня Андрей вновь звонил в квартиру Григорьева. На этот раз он был гораздо сдержаннее и в руках держал бутылку дорогой водки.

— Извини, сосед, поговорить требуется!