Питер Бенсон - Две коровы и фургон дури

Вообще-то мне не нравится, что я столько времени провожу в барах. Совсем не нравится, ей-богу! Но некоторые бары очень уютные, знаете, и в них приятно просто посидеть и расслабиться, к тому же там я чувствую себя в безопасности. Поэтому, когда Сэм спросила, не хочу ли я съездить в Стейпл-Кросс, я сказал: «Конечно!» — и тогда она надела запасной шлем, запрыгнула позади меня на сиденье, обвила за пояс тонкими руками, прижалась щекой к моей спине, и мы понеслись.

Мы сели за тот же самый столик, за которым когда-то познакомились, и потом еще поговорили про наш первый вечер: как мы вкручивали друг другу байки про пекарню, пончики и бабулин талант заговаривать овец. И ощущения были те же самые, и мы поговорили и о них: как мне кажется, что, когда Сэм рядом, я нахожусь в безопасном месте, где меня никто не может обидеть, и как ей кажется то же самое. Мы сидели в баре долго и говорили обо всем на свете, в бар входили новые посетители, некоторых я знал, других — нет, но мы их почти не замечали. Мы были в своем собственном мире. Мне пришло в голову, что еще пару часов назад я вот так же сидел со Спайком в другом баре, и ощущение было в каком-то смысле сходное — это ощущение я постарался запомнить. Ощущение целостности, что ли. С одной стороны меня дополнял Спайк, с другой — Сэм, и в этом, я еще подумал, тоже смысл дружбы. И смысл любви. Пока ты не встретил других людей, ты лишь кусок себя самого. Чтобы стать целым, тебе нужны другие. Поэтому, когда мы снова забрались на мотоцикл и Сэм прижалась к моей спине, я представил себе, что она сливается со мной и последние недостающие кусочки меня самого становятся на свои места.

Я ехал медленно, наслаждаясь этим ощущением, а на перекрестке остановился, оглянулся и посмотрел на свою подружку. Сэм улыбнулась мне из-под шлема, и я протянул руку и легонько коснулся пальцами ее губ. Она поцеловала мои пальцы, я погладил ее по щеке, собираясь сказать, какая она красивая, но тут нас обоих ослепил свет фар выезжающей из соседней улочки машины. Машина со скрежетом завернула на дорогу, взревела движком и с нарастающей скоростью понеслась на нас.

Я крутанул ручку газа и быстро свернул налево, чтобы дать ей проехать, еще не подозревая ничего плохого, но машина повернула следом и почти догнала нас. Она выехала на середину дороги, затем опять метнулась влево, чуть не снеся боком изгородь. Белый пикап! Мощный двигатель утробно ворчал. В свете фонаря мелькнуло лицо водителя — он смотрел прямо перед собой, лысая голова блестела, губы безумно подергивались. Диккенс! Мы выехали на короткий прямой участок дороги, я пришпорил «хонду», и мы унеслись вперед со скоростью ветра. Я пару раз свернул, чтобы запутать следы: направо, потом налево, — снова выехал на прямой участок. Сэм, прижимаясь ко мне всем телом, прокричала навстречу ветру:

— Господи, да что же он творит?

— Держись! — заорал я.

Я опередил белый автомобиль ярдов на сорок, — я умею быстро ездить на мотоцикле, — но вскоре Диккенс уже поджимал меня, моргая фарами как сумасшедший. На следующем перекрестке я столкнулся с дилеммой: повернуть направо, в сторону скоростного шоссе, или налево, к лабиринту маленьких улочек, которые я знал как свои пять пальцев, в которых мне будет легче ускользнуть, и, понятное дело, я выбрал второе. Я притормозил, сделав вид, что собираюсь повернуть направо, увидел в зеркало заднего вида, как колеса автомобиля начали поворачиваться вправо, и, не теряя времени, как заяц помчался в обратную сторону.

Сумерки быстро густели, облачный шарф закутал луну, высокие изгороди угрожающе чернели по обе стороны дороги. На мгновение рев нашего преследователя ослабел, а свет фар затерялся за одним из поворотов. Мы неслись вперед сквозь ночь совершенно одни. Может быть, нам все это привиделось? Может быть, и не было никакого преследования? Но тут яркие фары снова вспыхнули у нас за спиной.

Я чувствовал себя зверем, уходящим от охотника, — сплошной адреналин, голова опущена, глаза настежь, ноги почти не касаются земли. Никому меня не поймать. Я ведь вырос на этой земле, знал здесь все закоулки, все, даже самые крошечные, тупики и канавы, каждую тень от изгороди. К тому же мне казалось, что я гораздо храбрее и ловчее Диккенса с его идиотской лысой башкой.

Еще перекресток. Снова налево. Дом. Ферма. Может быть, заехать во двор? Я не стал рисковать. За фермой я наскочил на посыпанный гравием участок дороги, и заднее колесо «хонды» угрожающе повело вбок. Я сбросил скорость, слегка повернул руль в сторону заноса, выровнял колеса и снова нажал на газ. Фары светили мне прямо в затылок, пикап упрямо сокращал расстояние, завывая, как голодный волк. Еще ферма, а затем длинный участок дороги, который вел к темнеющему впереди лесу. Сэм вжалась в меня, и я слегка повернул к ней голову и проорал:

— Сейчас! Оторвемся от него здесь!

Но мы не смогли оторваться. На минуту он действительно немного отстал, но вскоре опять замаячил сзади, истерически гудя и моргая фарами.

— Да что ему надо?! — чуть не плача, прокричала Сэм.

Но тут мы вылетели из-под прикрытия деревьев, и дорога пошла петлять, так что мне стало ни до чего. Еще один участок гравия — я осыпал мелкими камнями лобовое стекло Диккенса, услышал треск и мимолетно подумал, что это должно его хоть немного замедлить. Пары секунд мне хватило, чтобы вновь увеличить расстояние и скатиться с пригорка вниз, где дорога расширялась, а на обочине стояли припаркованные на ночь трактор и прицеп. Здесь можно было бы развернуться, если бы Сэм не сидела у меня за спиной, — я не был уверен, что смогу сохранить равновесие. И вдруг я заметил, что машина почти поравнялась со мной, как я ни старался, она не отставала. Теперь мы неслись вверх к гребню следующего холма, дорога сужалась, уклон сначала был небольшим, но постепенно становился все круче, за гребнем не было видно ни черта. Диккенс оттеснял меня вправо на середину дороги, и, чуть-чуть не доезжая вершины, я вдруг в ужасе увидел свет фар встречной машины, несущейся прямо на нас с Сэм. На секунду фары исчезли, а потом появились перед нами, ярдах в пятидесяти. Делать было нечего. Я повернул руль в сторону обочины, свет фар чиркнул по нам, и машина пронеслась дальше, чуть задев меня боковым зеркалом. И этого легкого мазка хватило, чтобы я окончательно потерял равновесие, колесо на что-то наскочило, то ли на ветку, то ли на камень, и нас боком понесло к воротам стоящей вдоль обочины изгороди.

Мы влетели в ворота на скорости шестьдесят миль, не меньше, но вначале мне показалось, что все обойдется. Мы проломили их насквозь и выехали на поле. Под ногами со свистом понеслась трава, и я ударил по тормозам. Я сжал руль как можно крепче. Все вроде бы было под контролем. Но тут переднее колесо «хонды» угодило в канаву; я услышал, как сзади дико взвизгнула Сэм, и почувствовал, как ее руки, скользнув по моей талии, разжались. Мотоцикл боком подняло в воздух, перевернуло и бросило на кучу ржавого железа. Секунду двигатель еще ревел, потом как-то устало кашлянул и замолк, только заднее колесо все еще вращалось. Над полем светила луна. Луна светила как пожелание счастья. Луна отобрала мое счастье, разбило его на мелкие кусочки и разбросало по луже растекающегося масла.