Георгий Байдуков - Рассказы разных лет

— Ну, скажите, пожалуйста, — допытывался инструктор, — почему вы не делаете виражи в своей зоне? Скажите, где наша зона?

— Вон та, — и ученик неопределенно показывал в сторону западной долины. — Там есть четыре окопа — это наша зона, — говорил неуверенно ученик.

— Отлично. Вы знаете четыре окопа. Но, мне кажется, вы их не видите! Когда я спросил вас в воздухе об этих четырех окопах, вы мне показали рукой вниз, тогда как мы с вами были в третьей зоне, над церковью деревни. До окопов было минимум десять километров,

Значит, вы, не глядя на землю, наугад ткнули пальцем? — продолжал свой расспрос инструктор.

— Нет, я старался точно указать зону, — искренне совсем упавшим голосом отвечал наш товарищ.

— В следующий раз будьте повнимательнее. Вы еще ни разу самостоятельно не отыскали нашу зону — это первое. Второе — и самое опасное — вы зажимаете управление. Вас невозможно учить. Неужели вы не можете держаться за ручку чуть-чуть, слегка? Вы же знаете, как это опасно. У вас сильное напряжение в полете. Советую взять себя в руки, иначе я не сумею вас обучить.

Ученик, низко опустив голову, стыдливо прослезился, а инструктор, не зная, что предпринять, вылез из самолета и, отойдя на несколько шагов, с волнением выкурил подряд две папиросы.

Неудачливый пилот спустя два месяца после начала обучения все же был отчислен из нашей летной группы.

Через несколько лёт я узнал, что наш товарищ, которому так не давалось летное дело, нашел свое настоящее призвание. Сейчас он работает директором крупной машинно-тракторной станции.

1938 г.

Голубое небо с белесыми прожилками высокоперистых облаков. Где-то высоко, словно шмель, жужжит пропеллер самолета.

— Отчаянный парень Евсеев! — говорит рыжий веснушчатый пилот, задрав голову вверх.

— Шахтеры, они все боевые! — подсказывает рядом стоящий штурман.

— О! Витька бесстрашный! Только в детстве его кто-то напугал — заикается малость, — добавил механик.

Весь аэродром притих. Полеты прекращены. Моторы все выключены. Люди смотрят только вверх. Серебристая птица еле различима в бескрайнем небе. Некоторые теряют самолет из виду. Тогда начинаются крики:

— Где он?

— Не видно…

— А ты смотри на ту белую гряду облаков…

— Верно, он сейчас идет. поперек гряды…

— Тысяч семь уже!..

— Скоро будет прыгать…

На старте наблюдательные посты комиссии зорко следят в приборы за самолетом. Несколько санитарных автомобилей готовы сейчас же сорваться с места»

— Как-то рассчитает Евсеич?..

— Да!.. Вверху ветрило здоровый..»

— Северный, километров сорок… — переговариваются бойцы.

На аэродроме редко бывает такая тишина. Даже стрекотня сороки в лесу и далекий гудок паровоза сейчас не заглушаются ревом тысячесильных моторов.

Пилоты словно впервые попали на это чистое поле. Все любовались и зеленеющим лесом, и жаворонками, и всем мощным дыханием природы, которое особенно чувствуется в разгар весны. Но вместе с неудержимой радостью люди аэродрома в глубине своих сердец таили тревогу за своего смельчака Евсеева.

Летчик Евсеев на высоте семи тысяч метров должен прыгнуть с самолета и лишь у самой земли раскрыть спасающий парашют. Бывалые люди знали, что этот поступок требует необыкновенной силы воли, расчета и храбрости. И каждый элемент характера должен в эти ответственные минуты разгораться так ярко, чтобы любая мелочь и неожиданность могли быть хорошо освещены и учтены мгновенно. Иначе — смерть Евсееву! Вот почему тревога заставляет еще сильнее биться здоровые сердца пилотов, оставшихся на земле.

— Ишь ты, все набирает высоту…

— Наверное, решил прибавить к семи тысячам еще сотенку…

— И правильно сделает: на поправку прибора пригодится излишек.

— Вроде убавил скорость…

— Ну да, это лишь кажется снизу.

— Нет, убавил… Да тише вы…

— А мы тебе не мешаем: смотри.

— Да не орите — мешаете волноваться и не даете смотреть в бинокль.

Смех на секунду, и вновь тишина.

Звук мотора доносится слабыми обрывками еле уловимого шума. Люди группируются около командиров, захвативших бинокли.

— Вот что-то показалось у хвоста…

— Вылезает за борт…

— Прыгнул!..

— Прыгнул!..

— Пошел!..

— Вниз!

— Сыпет Витька!

— К земле тянет всегда…

— Эх, землица-матушка! Как-то примет парня? *

— Не растеряется: Виктор не из таких…

Маленькая точка сначала медленно, затем все быстрее и быстрее приближалась к земле. Вскоре из-за большой скорости многие потеряли парашютиста из виду. Начался крик, гам. Но белый платочек, который Евсеев выкинул, чтобы сигнализировать комиссии, принимающей прыжок, вновь позволил наблюдать это волнующее зрелище.

Евсеев летит к земле с огромной скоростью, и невольно у многих зрителей сердца вздрагивают от предчувствия катастрофы.

С тысячи метров парашютист перестал кувыркаться и шел камнем вниз, словно птица со сложенными крыльями. Виктор, как метеор, приближался к земле.

— Погиб…

— На радиостанцию!..

— Санитарку!.. Санитарку!..

В последние секунды казалось, что остроконечные мачты широковещательной станции сейчас пронижут этого бесстрашного пилота. Но вот Евсеев на уровне мачт. Белая вспышка шелка парашюта. Мгновение, и… все скрылось за лесом.

Ревут сирены санитарных автомобилей. Слышатся крики сотен голосов. Возбужденная масса бежит на помощь к своему товарищу. А бесстрашный Евсеев в это время старается собрать свой парашют, раскинувшийся на полянке близ аэродрома. Первым подъехал врач.

— Ну как чувствуете?

— Х-х-х-хорошо! В-в-великолепно, — как всегда, немного заикаясь, ответил Виктор.

Неописуемый восторг, вздохи облегчения и сотни горячих рукопожатий. Главное — Виктор жив. Второе — Виктор побил результаты всех парашютистов мира своим затяжным прыжком с большой высоты.

Много дней шли еще разговоры об Евсееве. Про него сочинялись легенды, печатали в газетах. Нарком Ворошилов наградил его золотыми часами, затем он получил орден, а года три спустя — второй.

Евсеевым заслуженно гордится Воздушный флот Красной Армии.

И вот однажды вечером с Курского вокзала поездом, идущим в Кисловодск, отбыл на курорт знаменитый парашютист Виктор. Виктор сразу же лег спать. Утром состоялось знакомство с соседями по купе, потом был совместный обед в ресторане. Уже вечерело, когда на одной из станций поезд резко остановился и пассажиры невольно выглянули в окна вагона. Небольшая станция была ярко освещена. Виктор накинул лиинель. Выскочил на перрон. Втягивая приятную свежесть воздуха, вдруг он почувствовал, что хочет курить. Достал папиросу. Спичек в кармане не оказалось. Их также не было и в киоске. Рядом стоял с задумчивым видом гражданин. Серая поношенная шляпа, жилетка, серый галстук. И главное — он курит.