Иван Дроздов - Суд идет

— Правильно делает Фернандо! Молодец! — одобрил Уго своего соотечественника. — Кончился ваш либерализм с ценами. Пусть номера в гостиницах Русского острова стоят дорого, дороже, чем в самых фешенебельных отелях Майами и Флориды. Пусть знают, с кем имеют дело! Остров-то Русский! — воскликнул Уго. — Тут вместе со мною отдыхает президент огромной страны Востока Ахмет Жан. Да они как узнают, что он здесь, так и любые деньги заплатят. А Фернандо эти деньги отдаст капитану корабля «Евпатий Коловрат». Он мне сам сказал об этом. Молодец, Фернандо! Пусть сдирает кожу с богатеев. Деньги-то у них всё равно ворованные. Они любые тысячи отдадут. Вот вы увидите: непременно все будут соглашаться. Я же знаю эту публику! Сказать, что он отдыхал с Ахмет Жаном, беседовал с ним, обговорил важные дела — вот это для них дороже денег! Ах, Фернандо! Молодой, а поди ж ты какой ушлый. Мне такие люди нужны. Я его «на трубу посажу».

— А это что такое — труба?..

— Труба — она и есть труба. И в России труба, и в Ираке, и у него вот — Ахмет Жана. По трубе нефть качают, а наши запасы и размером побольше восточных будут, и залегают не так глубоко. Я сейчас молю Бога дать силы вашим ученым найти средства делать нашу нефть жидкой. Надеюсь, ваши ребята справятся с этой задачей. И тогда мы поставим саму Америку на колени. Вот я и посажу Фернандо на трубу. Пусть сдирает кожу с америкашек чванливых! Денег в Америке много. Говорят, они и из банков российских всё золото в свои карманы перетащили. И нечего с ними церемониться!

Помолчал Уго Чавес, а потом вдруг засмеялся, — да так, как он, по свидетельству американских газет, смеялся в перерыве между заседаниями, на одном из которых американского президента назвал дьяволом. И произнёс это слово громко и чётко. Джордж Буш, сидевший в первом ряду, пригнул голову, а затем и вовсе покинул ассамблею.

Вечером в гостиницу приехал адмирал. Он уже имел удовольствие принимать у себя во дворце высоких гостей и теперь звал их на ужин. По дороге выговаривал им за то, что они решили жить на два дома: у него во дворце, да ещё и в гостинице; говорил, что места у него много и проживание в его дворце освобождало бы охрану президентов от лишних хлопот. Не знал он о замыслах Уго Чавеса заработать хорошие деньги на рекламе своей гостиницы и на эти деньги позволить Драгане построить на берегу ещё и другие гостиницы. И собрать побольше денег для мятежного корабля. Оба они, и Драгана, и Уго Чавес, решили превратить Русский остров в базу снабжения «Евпатия» и для этого создавали на острове постоянный денежный источник. Уго Чавес, как человек деловой, сразу же после знакомства с академиком Световым загорелся мечтой построить у себя в стране завод по производству летательных аппаратов. Уго, мучительно размышлявший о фантастической энергии, открытой русским учёным, совсем лишился покоя. Его дерзкий, не лишённый авантюризма характер, разогрел в нём и мечту овладеть ещё и энергией Светова.

Был и ещё один интерес у Чавеса к мятежному кораблю и к Русскому острову. И на корабле, и на острове он посетил химико-биологические лаборатории и своими глазами увидел, каких успехов достигли славяне. Он им рассказал, что совсем недавно на пустынных просторах его страны геологи обнаружили месторождение нефти. Оно было настолько большим, что сразу же могло вывести Венесуэлу на одно из ведущих мест по добыче чёрного золота. Но было и одно удручающее обстоятельство: разведанная нефть — густая, слишком густая! Отечественные учёные пробовали превращать её в жидкую, но вещества, способного разжижать нефть в больших количествах, они не находили. И тогда президенту запала в голову мысль: поручить эту работу русским учёным. Он поделился идеей со своим лучшим другом Фиделем Кастро. Тот, не раздумывая, сказал:

— Русские смогут! Я их знаю.

Тогда он и подступился с этой идеей к Драгане.

Ахмет Жан ничего и никому не говорил о своих намерениях, но по тому, с каким интересом он осматривал все уголки «Пчёлки», прислушивался к малейшим звукам, исходившим, как ему казалось, от стен или из чрева этого фантастического аппарата, можно было заключить о его большом интересе к самолёту и ко всему, что было связано с мятежным кораблём. Своему другу Уго Чавесу он как-то сказал: «Посмотрел бы пророк Магомет на эти чудеса». А в другой раз спросил: «А что, если Америка выкрадет секреты академика Светова?..»

Внимательный наблюдатель мог бы заметить и ещё один объект, к которому проявлял всё нарастающий, тщательно скрываемый от постороннего взгляда интерес этот восточный и очень мудрый владыка: это была Драгана. Его обращения к ней не были так часты и бесцеремонны, как у Чавеса; он держался от неё подальше, и в интонациях голоса ничего не менялось в её присутствии, но взгляды, обращённые к ней, были чуть более продолжительны, чем прежде. Большой знаток женской красоты, — и, очевидно, обладатель гарема из лучших красавиц его страны, он в облике славянки находил черты мало знакомые и настолько притягательные, что не в силах был сопротивляться их чарам. В то же время, будучи человеком воспитанным, глубоко порядочным, он больше всего боялся обнаружить закипавшие в нём чувства к этой необыкновенной молодой женщине.

Впрочем, мы будем тут откровенны: примерно с таким же трудно скрываемым чувством относились едва ли не все мужчины, которые волею случая попадали в общество Драганы. И что самое интересное: Драгана скоро замечала этот внезапно возникавший интерес к ней её новых знакомых, привыкла к этому и даже в малейшей степени не показывала своих собственных эмоций. А между тем, она была тоже живой человек и, если уж говорить правду, нередко и сама испытывала смутные чувства рискованных волнений.

Драгане шёл двадцать седьмой год, она горячо любила своего мужа, в прошлом году родила девочку и вторую девочку привезла из Сербии и удочерила. Обе крошки находились у её родителей, и те так к ним привыкли, что не мыслили и дня прожить без этих очаровательных созданий.

На этот раз как-то так вышло, что дядя Ян указал ей на место между собой и Ахмет Жаном. И только она села, как в зале появились Иван Иванович и Ной Исаакович. Назначения первого на Русском острове никто не знал, а Ной Исаакович был личным доктором-психологом, приставленным неведомо какими силами к Борису Простакову на то время, когда молодого учёного выкрали в России и привезли на Русский остров. История эта длинная и не вполне ещё прояснённая; она подробнее описана в моём предыдущем романе «Славянский котёл», который недавно напечатан в Петербурге. Впрочем, я и тут расскажу об этих двух лицах, но попозже, потому что сейчас они явились к адмиралу Яну неожиданно и были сильно взволнованы. Иван Иванович решительно подошёл к адмиралу, склонился над ним и тихо, но так, что Драгана и Ахмет Жан услышали, произнёс: