Зигфрид Ленц - Минута молчания

«Со слезами на глазах опустились мы на скамью», пропел наш школьный хор перед началом траурной церемонии, и господин Блок, наш директор, прошел к украшенному траурным венком подиуму. Он шел медленно, едва взглянув на заполненный до отказа зал; перед портретом Стеллы, стоявшим на деревянной подставке перед подиумом, он задержался, выпрямился, может, только намеревался выпрямиться, а вместо этого глубоко склонился перед ним.

Он долго пребывал в этой позе, перед твоим портретом, Стелла, перехваченным наискосок черной гофрированной лентой, траурной лентой; пока он так стоял в поклоне, я смотрел на твое лицо, на твою спокойную снисходительную улыбку, которую мы, старшеклассники, знали по твоим урокам английского. Твои короткие черные волосы, я их гладил, твои светлые глаза, я их целовал на пляже Птичьего острова: я не мог не вспомнить об этом, и я вспоминал, как ты подбивала меня, чтобы я угадал твой возраст. Господин Блок говорил, глядя на твой портрет внизу, он назвал тебя милой, всеми уважаемой Стеллой Петерсен, он упомянул, что ты пять лет проработала в учительском коллективе гимназии имени Лессинга, что коллеги ценили тебя, а ученики любили. Господин Блок не забыл упомянуть и твою заслуживающую всяческого уважения деятельность в комиссии по школьным учебникам и, наконец, вспомнил, что ты была чрезвычайно веселым человеком: «Кто принимал участие в школьных экскурсиях с ней, долго еще потом рассказывал о ее внезапных фантазиях, о том настроении, которое царило среди учеников, о чувстве солидарности быть школьником гимназии имени Лессинга; она вызывала в них эту гордость, это чувство единения».

Послышался свист, предупреждающий сигнал со стороны окон, оттуда, где стояли наши малыши, четвероклассники, не прекращавшие обмениваться мнениями, они вели свои разговоры о том, что их интересовало. Они сбивались в кучки, толкались, хотели что-то показать друг другу; классный руководитель тщетно пытался навести порядок. До чего же ты была хороша на фото, зеленый свитерок был мне знаком, и шелковая косынка с якоречками тоже, она была на тебе и тогда, на берегу Птичьего острова, куда нас занесло во время грозы.

После директора полагалось выступить с речью одному из учеников, сначала они все указывали на меня, вероятно, потому, что я был спикером класса, но я отказался, я знал, что не смогу этого сделать после всего того, что произошло. Так как я отказался говорить, вызвался Георг Бизанц, он попросил сказать несколько слов о фрау Петерсен, Георг всегда был ее любимым учеником, его сочинения всегда удостаивались ее самой высшей похвалы. Что ты думала, Стелла, когда слушала его отчет о поездке класса, об этой экскурсии на северофризский остров, где старый фонарщик с маяка рассказывал нам о своей работе и где мы, по щиколотку в илистой грязи, ловили руками рыбешку на мелководье, взвизгивая от удовольствия. Георг, кстати, не забыл упомянуть твои измазанные илом ноги и то, как ты высоко задрала юбку, когда нащупала ногами камбалу. И вечер в домике паромщика он тоже не забыл. Когда расхваливал жареную камбалу, он говорил это для нас всех, и я во всем был согласен с ним и тогда, когда он восторженно вспоминал вечер и моряцкие шанты. [1] Песни балтийских моряков; поются чаще всего под пиво.

Мы все тогда подпевали, мы ведь знали и шотландскую My Bonnie и Мы приплыли к Мадагаскару и другие шанты. Я выпил две кружки пива, и, к моему удивлению, Стелла тоже пила пиво. Иногда мне казалось, ты такая же, как мы, одна из учениц, радуешься тому же, чему и мы, ты весело смеялась, когда кто-то из наших понадевал на чучела морских птиц, стоявших повсюду, бумажные колпачки, которые он так искусно складывал. «Нас всех, дорогие коллеги, очень порадовало, что двое наших учеников получили оксфордскую стипендию, — сказал директор и, чтобы подчеркнуть значение этого, кивнул портрету Стеллы и тихо повторил: — Оксфордскую стипендию». Словно это высказывание могло быть понято как-то иначе, неожиданно раздалось всхлипывание, мужчина, всхлипывавший и прикрывавший рот рукой, был господин Куглер, наш воспитатель по искусству, мы часто видели их, как они вместе шли домой, Стелла и он. Иногда она даже брала его под руку, и поскольку он был намного выше нее, порой казалось, он тащит ее за собой. Кое-кто из учеников подтолкнул друг друга, чтобы обратить внимание на всхлипывающего учителя, а двое четвероклассников с большим трудом удержались, чтобы не захихикать, но подавили в себе это желание.

Его не было среди любопытствующих зрителей, когда мы сооружали волнорез, господин Куглер путешествовал на своем паруснике вокруг датских островов. Среди добровольных зрителей, недостатка в которых не было ни одного дня, мне бросился в глаза высокий мужчина, худоба которого вызвала мою озабоченность. Ведь большинство зрителей были курортниками.

Они приходили, некоторые из них в купальниках, на пляж из отеля У моря , взбирались на мол и брели по изломанной дуге до оконечности мола, где отыскивали себе местечко возле мигающего маяка или на огромных валунах. Наша черная, щербатая, предназначенная для транспортировки камней баржа стояла у самого входа в Пастушью бухту. Удерживаемая двумя якорями и доверху загруженная каменными глыбами, покрытыми илом и водорослями, которые мы выбирали, чтобы расширить волнорез и надстроить его, одним словом, починить мол, на котором зимние штормы оставили свои следы, выбив кое-где целые куски. Умеренный северо-восточный ветер обещал стабильную летнюю погоду.

По знаку моего отца Фредерик, его рабочий, отвел в сторону стрелу, опустил грейфер, направив металлические зубцы на камень, крепко обхватил его, и, когда канатная лебедка заработала, колосс рывками стал подниматься из пакгауза, слегка раскачиваясь на весу, он перемахнул через край баржи, и все зрители с напряжением смотрели на нас; кто-то из них схватился за фотоаппарат. Мой отец опять подал знак рукой, металлическая пасть разжалась, грейфер выпустил глыбу и там, где она упала, поднялся мощный всплеск воды, с бурлящим шумом вскинулись вверх волны, вновь опрокинулись и медленно разошлись.

Я нацепил прозрачный защитный щиток из органического стекла и спустился рядом с бортом под воду, чтобы оценить, как легли камни, но мне пришлось ждать, пока легкое течение воды не отнесло облако из ила и песка, а когда муть осела, я увидел, что каменная глыба легла как надо. Она накрыла собой поперек остальные камни, но между ними виднелись щели и просветы, словно специально оставленные для сбегающей воды от промывных волн. На вопросительный взгляд отца я ответил успокаивающе: все лежит как надо, как того требует волнорез. Я вскарабкался на борт, и Фредерик протянул мне пачку сигарет и поднес зажигалку.