Эли Люксембург - Волчонок Итро

“Доллары, доллары, доллары, - писал он мне в письмах. - Хочу заработать тысячи, миллион! Куплю “кадиллак”, виллу, роскошно оденусь. И вместе с красоткой-блондинкой приеду в Москву. Приду во двор, где вырос, и стану кидать им в харю подарки дешевые из “кадиллака”: нате вам, шавки, нате, паскуды! Вон чего я добился!”.

“Деньги Артур заработает, если пойдет у него, повезет, - рассуждал я, читая эти дикие письма. -

Оденется, купит себе машину, виллу. Но как он въедет в Москву, да еще с красоткой? Это уж он явно хватил. Разумный был, вроде бы, человек”.

И еще, как бывший ученик Джека Сидки, чемпиона мира среди профессионалов, я рассуждал:

“Нет, у Артура ничего не выйдет! Его организм, привыкший к бою на три любительских раунда, ни за что не перестроится на пятнадцать профессиональных. Да и ставки неизмеримо разные: вместо стипендии в сто рублей и жалких талонов на бесплатное питание миллионы долларов и мировая слава в истории бокса”.

Через год он вернулся, тяжело опираясь о тросточку. С протезом вместо ноги. С преступным, нехорошим блеском в мутных, оплывших глазах.

Случилось, как я и думал: пару раз Артура попробовали в портовых кабаках, в дансингах, против средней руки профессионалов. И он проигрывал нокаутами. Затем случилось худшее – связался с преступным миром! Занимался наркотиками, контрабандой, промышлял сутенерством. На него открыл дело Интерпол. Однажды, скрываясь от погони, угодил в аварию, попал в госпиталь. Пришлось ампутировать ногу.

Вернувшись домой, в Иерусалим, Артур не успокоился. “Доллары, доллары, доллары”, - продолжал он бубнить мне и Жанке. В один прекрасный день уехал в Стамбул изучать турецкий массаж.

“А вот это у него пойдет, - обрадовался я. - Дай ему Б-г удачи! Массаж изучали мы в институте. Это модно сейчас, дело вполне респектабельное. К тому же, с его головой...”.

Он привез с собой из Стамбула растленную девку, пухлого, кучерявого мальчика, с трудом изъяснявшихся по-английски. Поселил их в своей квартире. Затем вошел в пай с дирекцией роскошного отеля “Царь Ирод”. Арендовал у них сауну, бассейн, буфет и спортивный зал. Но, не успев развернуться, влип в грандиозный скандал, ибо, кроме массажа и невинных занятий тяжестями, клиентам отеля в святом городе предлагались изощренные половые услуги, включая педерастию. Поднялся шум. Дело лопнуло, и Артур разорился. Потом он уехал в Нью-Йорк и снова надолго исчез.

Пропал из квартиры и стамбульский кучерявый мальчик. Девка осталась, живет в подъезде по сей день. Девка эта приняла “гиюр”, сменив имя с Фатимы на Сару, неизвестно чем занимается.

С некоторых пор стал наезжать к нам Артур. Привозит сундуки со всяческим барахлом, японскую электронику, американские телевизоры с кассетными фильмами.

В редкие эти побывки Артур приглашает нас к себе. На тахте сидит, развалившись, его жена Сара Флорентин, грациозно курит кальян, преданными, собачьими глазами глядя в лицо мужа-добытчика. А тот травит нам байки про Нью-Йорк. Дескать, живу в мировой столице, работаю в большой фирме инженером-химиком. Давно сдал экзамены по языку и предметам, диплом московский признали...

А Жанка моя, человек простой, бесхитростный, рубит ему правду-матку в глаза:

«Ну, да, ври больше! Все говорят, что моешь машины на бензоколонках!»

* * *

Такова история про трех боксеров, приехавших однажды в Израиль с благими мечтами и великими надеждами, но так ни разу и не надевших перчаток ни себе во благо, ни своей новой и трудной родине.

Судьба и случай распорядились иначе. С кем жестоко и неожиданно, а с кем...

Короче, вы поняли, почему мы напомнили Петуху троих советников фараона и почему я заделался спецом по Храму, по рабству египетскому?

Об этом лучше всего говорится в Агаде: “Размножились в Египте сыновья Яакова и весьма усилились, и взошел новый фараон, который не знал Иосифа, и сказал: народ Израиля сильнее нас и многочисленнее. Давайте исхитримся ослабить его, либо совсем уничтожить, иначе станут они воевать против нас, и одолеют нас и землю нашу. Обратился фараон к своим мудрецам: что с Израилем делать?

Сказал ему Валаам: каждого младенца мужского пола, который у них родится, в реку бросайте! Не станет у них обновления, так ты их под корень и истребишь.

К Ийову фараон обратился, но Ийов не дал никакого совета: поступай, владыка, как тебе заблагорассудится... Итро же, священник мидьянский, так сказал: народ сей избранный Б-гом Всевышним, не трогай его! Своя судьба у него и свое на земле назначение. Станешь в воде их губить сам от воды и погибнешь!

Послушался фараон Валаама стали младенцев еврейских в Ниле топить... И погиб фараон впоследствии в водах Чермного моря, он и все его воинство. Самого Валаама тоже убили во время войны с Моавом, за его совет злодейский. Ийов же, за то, что не сказал ни доброго, ни худого сатаною был наказан, страдал плотью, потерял детей, имущество. Итро же, поверивший в чудо Израиля, породнился с Моисеем, отошел от язычества, уверовал во Всевышнего...”

Еще вам любопытно узнать, как я попал в йешиву? После первой той пресс-конференции, после гнусных и лживых нападок Максима на Петуха, совесть моя была неспокойна. Привели меня ноги к Стене плача, к нашему ангелу просить извинения за друзей, объясниться. А он будто ждал меня. Будто чувствовал, что я приду - именно я.

Надел я на входе, как обычно, ермолку бумажную, а вышел из закутка в бархатной, Петухом мне подаренной.

Отвел он меня в йешиву, посадил у окна. Здесь и сижу я, бывший волчонок Сидки, по сей день. Сижу, учу Тору. С ребятишками, мне подобными из Уругвая, из Аргентины, из Штатов...

Платят, конечно, стипендию небольшую - это Петух мне устроил. Но и подрабатываю малость тренерским своим ремеслом. Начальство купило мне десять пар перчаток, пару мешков, груши, и тренирую я наших ребят, пейсатых и бородатых, у нас в подвале. Об этом и мечтал мой покойный друг, о пьедестале на Олимпийских играх, о наших парнях, пейсатых и бородатых великий Максим Зильбер, да будет благословенна о нем память.

С той минуты, как посадили меня у окна, покой и благость сошли в мою душу. Но так уж ведется: не может счастье быть совершенным! Есть “война иудейская” с Жанкой. Проблемы тяжелые: прошу ее соблюдать отдых субботний, “кашрут” завести на кухне, окунаться в “микву”. Тяжело это ей, не под силу. За эти вот принципы и война между нами. Глухая, упорная, и перевес в этой войне пока не на моей стороне.

«Замуж, - кричит она мне, - выходила за одного человека, а жить заставляешь с другим! И этот другой хочет себе жену другую».

«А я меняться не собираюсь! - кричит. - Подобный пункт в программе моей генетической в этой жизни отсутствует. Оставь в покое меня. А лучше давай разбежимся! Стукнемся задницами и разбежимся...»