Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

— А говорил, не невеста! — поддразнил его тот, в кепке.

— Дадим ему еще одну попытку? — предложил тот, что постарше. Лицо у него было в угрях.

— Да, черт его побери!

— Огонь! — крикнул угреватый и кивнул на столб. Горм с трудом сдерживал слезы. Не хватало только заплакать. А что, если он просто убежит? Они побегут за ним и, конечно, догонят. И она это увидит. Он взглянул на девочку. Она стояла, нахмурясь. Потом кивнула ему.

— Целься получше и попадешь, — серьезно сказала она. Горм проглотил слезы и схватил камень. Приподняв очки, он прицелился. Выкинул вперед левую руку, словно стрелу. Словно она должна была показать камню дорогу, потом сделал несколько шажков назад и нашел точку опоры. Взвесил в руке занесенный камень. Рассчитал расстояние. И, задержав дыхание, бросил его, вложив в бросок всю силу. Почему-то он думал о самолете. О белой полоске на небе. О людях, которые сидят там в воздухе, хотя все знают, что это невозможно.

С громким дребезжащим звуком камень ударился о столб. Горм опустил плечи и хотел вздохнуть с облегчением, как вдруг у обоих парней вырвался крик ужаса.

Девочка лежала на земле, из головы у нее текла кровь. Одна косичка уже была в крови.

— Что ты наделал! — крикнул угреватый.

— Идиот! — крикнул другой.

Сердце Горма было готово выскочить из груди. Он сунул руки в карманы. Наклонился вперед и поднял руки в карманах к тому месту, где было сердце. Это почти не помогло. То, что он видел, было так же невероятно, как летать в воздухе. Он ничего не понимал. Но ведь он видел, что девочка лежит в крови.

— Что, черт побери, случилось? — крикнул парень в кепке и опустился возле лежавшей на земле девочки.

— Камень отскочил от столба и попал в девчонку, — не веря себе, сказал угреватый.

Горм медленно подошел к ним. Не очень близко. Не решился. Девочка открыла глаза. Из-за волос и крови они не видели полученной ею раны.

— Где ты живешь? — спросил тот, у которого не было угрей, и поднял ее.

— Там! — ответила она сонным голосом и махнула куда-то рукой.

— Можешь стоять?

С трудом, но стоять она могла. Парни поддерживали ее с обеих сторон.

— Показывай дорогу. Мы отвезем тебя на велосипеде Принца, — сказал угреватый и поднял велосипед.

Горм стоял, не вынимая рук из карманов. Как будто его там не было. Или был, но не по-настоящему. Когда они посадили девочку на раму и хотели везти ее, она обернулась к Горму. Одна косичка была теперь уже вся красная от крови и висела, другая была скручена баранкой.

— Ты попал в столб, — сказала она все тем же сонным голосом.

Горм подумал, что надо что-то сказать. Например, что она молодчина, не заплакала. Или, что он не нарочно попал в нее. Но не мог выдавить из себя ни слова. А потом было уже поздно. Парни с девочкой на велосипеде были уже на середине Лёкки.

Когда Горм вернулся домой, там была только Ольга. Она стояла на кухне спиной к нему и мыла посуду. Он прошел мимо открытой двери кухни, она повернула голову и по обыкновению сказала: «Привет!» Но о велосипеде не спросила.

Он сел в чулане под лестницей. И даже не снял ботинки. И плане пахло воскресеньем. Пылью, зимними вещами и обувью. И еще чем-то очень грустным. Но Горм не понял, от чего так пахнет.

Дело не в том, что он плакал. Потому что он вовсе не плакал. Зачем плакать? Ведь теперь с нее уже смыли кровь. Но она не умерла. Думая о том, что у него нет больше велосипеда, он все время помнил, что она не умерла.

Нужно было придумать, что сказать родителям: он потерял велосипед или велосипед исчез непонятным образом. Вряд ли они ему поверят. Однако сказать все-таки можно. Впрочем, они ничего не заметят. Ведь мать собирается уехать. А это куда важнее какого-то велосипеда. Но тут Горм понял, что она не должна уезжать, ни в коем случае не должна уезжать. Как же они тогда будут жить?

По-своему, он даже огорчился, что никто не спросил про велосипед. Это было ни на что не похоже.

Девочке, наверное, уже заклеили рану пластырем и снова заплели косичку. Ведь есть же у нее кто-то, кто заплетает ей косички. И рана у нее, возможно, совсем маленькая. Когда идет кровь, все обычно кажется опаснее, чем на самом деле. Так говорила Ольга. Однажды он разбил колено, и пока Ольга не смыла кровь, колено казалось разбитым вдребезги. Правда, потом на этом месте остался большой шрам и колено болело несколько дней, но ничего опасного в ране не было.

Ольга слушала по радио богослужение. Звуки долетали до Горма через закрытую дверь чулана. Камень, попавший в голову, способен причинить больший вред, чем камень, попавший в колено. Но она ведь не умерла. Ее родители, конечно, сердятся сейчас на него. Хорошо хоть, они не знают, где он живет или его имя. А что, если мальчишки проболтаются? Скажут, что его зовут не Принц, и назовут его фамилию. Это было бы ужасно. Даже подумать страшно, чем все может кончиться.

В стене возник большой светлый четырехугольник, это Ольга открыла дверь чулана.

— Опять сидишь и хнычешь? — спросила она, вытаскивая его из чулана.

Мальчик не должен плакать. Он сидел там по другой причине. Но Горм промолчал.

Ольга положила руку ему на загривок и повела на кухню. Он знал, что она его не выдаст. Положив что-то на тарелку, она поставила ее перед ним на кухонный стол. Но он не мог есть. Тогда она сунула ему в руку кокосовое пирожное. Горм долго держал его в руке. Постепенно оно стало теплым и клейким.

Ольга начала насвистывать. Это означало, что мать куда-то ушла и дома никого нет. При матери она никогда не свистела. Он положил пирожное на тарелку.

Ольга стояла к нему спиной и шинковала что-то большим ножом. Горм слышал по звуку, что нож большой. Тук-тук-тук — стучал нож по доске. Тяжелый, глухой звук. Горм представил себе, что с таким же звуком томагавк врубается в череп бледнолицего.

А мать небось сидит сейчас в автобусе. Или плывет на пароходе. Странно думать, что он больше ее не увидит. Будь она сейчас дома, она стиснула бы его в объятиях и сказала, что он гулял слишком долго. Она бы грустно посмотрела на него и спросила, где велосипед. Но он не мог бы рассказать ей о девочке, которую чуть не убил.

В дверь позвонили. Ольга обернулась и взглянула на Горма. Однако он сделал вид, что ничего не слышал, и она, вздохнув, пошла открывать.

В коридоре послышался голос тети Клары, она спрашивала, дома ли мать.

— У хозяйки болит голова. Она наверху. Я скажу ей, что вы пришли.

Горму показалось, будто он все еще сидит под лестницей и слышит слова Ольги во сне. И только услыхав на лестнице голос матери, он понял, что ему это не пригрезилось. Тетя Клара поднялась наверх, а Горм почувствовал странную пустоту в груди и в животе. Словно большой камень, брошенный сильной рукой в толстый телеграфный столб, рикошетом попал ему в живот.