Николай Дежнёв - В концертном исполнении

— Вам сюда, — сказал санитар, и это в его устах прозвучало почти любезно. Они стояли перед дубовой дверью с табличкой «Главный врач», над которой висел загадочный транспарант «Сошел с ума сам, помоги товарищу!». Лукарий совсем было собрался спросить сопровождающего о значении такой наглядной агитации, но в это время дверь открылась, и на пороге возник невысокий энергичный человек с удивительно жизнерадостными, смеющимися глазами.

— А я-то вас жду! — воскликнул он почти игриво. — Ведь верно, что именно вас зовут Лукин? Очень, просто очень хорошее имя! Вам, батенька, можно позавидовать. К примеру, профессор Лукин! Звучит!

Он поправил на груди белый халат, взяв Лукария под локоток, препроводил в кабинет.

— Очень приятно! Вдвойне приятно, что в наших черных списках вы не значитесь! — Весьма всем довольный, главный врач потер пухлые ручки.

— А есть черные списки? — удивился Лукарий. Взяв из протянутой ему коробки леденец, он, следуя приглашению, опустился в кресло.

— А как же может быть иначе? — в свою очередь удивился главный врач. — В наше-то суматошное время!

Устроившись напротив гостя, он засунул в рот несколько конфет и, мешая звуки в кашу, осведомился:

— Так чем же все-таки обязан?

— Понимаете, доктор, — Лукарий внимательно посмотрел на своего визави, — мне бы хотелось поговорить с одним из ваших пациентов.

— С кем же, если не секрет? — поднял брови главный врач.

— Его имя Евсевий!

— Евсевий… Евсевий… — Хозяин кабинета задумался. — Да, конечно, вы можете с ним поговорить, но должен предупредить, выбор весьма неудачный! У нас есть такие блестящие собеседники, слушать их чистое наслаждение! Полномочный посол в Париже — умница, ценитель высокого искусства! — Доктор даже зажмурился от удовольствия говорить о таком человеке. — Или, хотите, конферансье! Такие, бестия, пикантные анекдоты рассказывает — даже дамы не обижаются! Злой ум, острый язык! А Евсевий?.. Молчун, бука, слова иной раз не выжмешь и совершенно не разбирается в скаковых лошадях! Тоска, батенька, одна глухая тоска!

— И все-таки я хотел бы поговорить именно с ним.

— Вот вы уже и обиделись! По выражению лица вижу, что обиделись! — почти засмеялся главный врач, но вдруг оборвал себя. — А собственно, кем вы ему доводитесь? О чем будете говорить? Мы, медицинский персонал клиники, обязаны стоять на страже интересов наших пациентов! — Он поднялся на ноги, со значением, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. — И вообще, Евсевий никогда не упоминал, что у него есть родственники или знакомые!..

— Видите ли, Евсевий друг моего детства, и, узнав, что его постигла такая… неприятность, я счел своим долгом…

— Что ж, хорошо, — вынужденно согласился главный врач, — но помните, что в нашей клинике лечение ведется исключительно покоем!

Доктор вдруг резко повернулся и остро и подозрительно уставился Лукарию в лицо.

— Лукин?.. А не встречались ли мы в Минздраве? Конечно, в четвертом главке! Не отпирайтесь — вы ведь медик?

— О нет, бог миловал! — улыбнулся Лукарий.

— Ну, ну. — Главный врач опустился в свое кресло за письменным столом, всем видом показывая, что до конца не убежден в правдивости незваного гостя. Какое-то время он молчал, бросая исподлобья настороженные взгляды и еще больше хмурясь. — Не сочтите за труд ответить, — сказал наконец хозяин кабинета, нервически вращая в пальцах толстый деловой карандаш, — справочка из психдиспансера у вас при себе? Только не пытайтесь подсунуть с треугольной печатью, это у нас не проходит! — Доктор резко поднялся, подошел к Лукарию. — Смотреть в глаза! Шизофреник? Боитесь замкнутых пространств и женщин в черных колготках? — Он поводил перед носом посетителя карандашом и вдруг дружески хлопнул его по плечу. — Не обижайтесь, Лукин, пошутил! Такая работа! Вот, возьмите авторучечку, заполните и разборчиво подпишите! И дату — цифрами и прописью…

Главный врач достал из кармана халата отпечатанный типографским способом бланк и протянул Лукарию. Текст гласил: «Я, — дальше шел пропуск, — настоящим обязуюсь ни при каких обстоятельствах и ни под каким видом не пытаться получить место в психиатрической больнице».

Лукарий подписал. Главный врач долго и с видимым удовольствием изучал поставленную подпись, потом аккуратно сложил листок пополам, убрал в стоявший тут же сейф.

— Вот и чудесненько! Вот и прекрасненько! Я расцениваю ваш шаг как исключительно дружественный — взял и без всяких мер воздействия подписал. — Он побарабанил пальцами по железной крышке ящика. — Только учтите, ни под видом медперсонала, ни в качестве больного! А то знаю я вас, потом будете ссылаться, что не предупредил.

— А что, к вам многие хотят попасть? — несколько удивился Лукарий.

— Многие? Да все поголовно! — всплеснул руками доктор. — Отбою нет. Сами знаете, времена на дворе суровые, а у нас покой, достаток, отношения человеческие, короче, коммунизм в границах одного отдельно взятого сумасшедшего дома. Да и общество подобралось утонченное, можно сказать высшее, оно кого-нибудь с улицы не примет.

— Вы хотите сказать, что вопрос приема пациентов решают сами больные?

— Естественно! Ведь им же с новичками жить. К нам попасть — все одно что в академию бессмертных: членство пожизненное. Сами понимаете: три рекомендации плюс испытательный срок. Последнее время все как с ума сошли — так и лезут по нахалке! Министерство вконец обнаглело — их разгоняют, так они к нам, если не врачами, так пациентами. На днях два начальника управлений хотели втереться эпилептиками, а один настоящий шизик перебежал из Союза писателей и попросил политического убежища. Чуть всех наших не перекусал. Ну да на такой случай мы двух буйных держим. Перебежчик ночку с ними переночевал и запросился обратно, говорит, у них там тоже буйные, но не настолько.

— Выходит, вы своих больных вовсе не лечите?

— Лечим, еще как лечим! — возмутился главный врач. — Наши лекарства — глубокий покой и качество жизни. Это вам не по ту сторону забора: нет причин сходить с ума. А еще обязательно спорт, светские рауты и любовные интриги для поддержания тонуса. Кстати, на днях попробовали шоковую терапию, но, признаюсь, неудачно, передозировочка вышла. С утра раздали свежие газеты, а вечером без предупреждения показали программу новостей. Думали, многие запросятся на волю, будут рваться из клиники — куда там! — Врач безнадежно махнул рукой. — Ночь никто не спал, а утром на экстренном собрании постановили шоковую терапию запретить как факт издевательства над личностью. Самые буйные хотели даже писать в ООН о нарушении Декларации прав человека. Постановили отказаться от ежегодного бала-маскарада и на сэкономленные деньги надстроить забор и нанять охрану с собаками… — Он замолчал, подошел к окну и долго стоял так, заложив руки за спину. — А все-таки странно, что Евсевий никогда о вас ничего не говорил!