Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

И тут организаторы спектакля дали промашку. Они не предполагали, что покушающихся окажется двое, что на их игру наложится другая, не менее хитрая игра. Вместе с тем весьма возможно, что, вкладывая в руку покушающегося испорченный пистолет (в соответствии со сценарием, одобренным высшими лицами и самой «жертвой»), некоторые организаторы спектакля делали вид, что им неизвестно о другом, исправном пистолете, который наверняка выстрелит. Сомнительно, чтобы они не знали об этом. До истины теперь уже никогда и никто не докопается. Но что-то произошло неожиданное, это факт. То ли кремлевский вариант не был предусмотрен. То ли дублер оказался сюрпризом. То ли Ильину удалось скрыться от наблюдения. То ли изменились намерения вождей. То ли сама «жертва» струсила в последний момент. Только вдруг во всем сложном механизме заговора начались перебои, приведшие к настоящей панике.

Остальное вам известно. Ильин вклинился в шеренгу милиционеров в Кремле, стрелял в ту машину по счету, в которой должен был ехать Брежнев, — машина Брежнева неожиданно для всех (кроме посвященных, конечно) изменила маршрут перед въездом в Кремль, направилась к другим воротам, и на ее месте по счету оказалась машина с космонавтом. Возможно, что заговорщики (реальные, а не игрушечные) догадались о другом пистолете и побоялись, что Ильин на самом деле шлепнет Брежнева. Он таки убил кого-то в машине — шофера и еще кого-то. Теперь, повторяю, этот клубок никогда уже не распутаешь.

Дон спросил у Парня, откуда все это ему известно. Тот пожал плечами. Все такие спектакли, сказал он, разыгрываются по одному и тому же сценарию. Если известны какие-то детали и общие контуры его, то восстановить прочие детали уже под силу сведущему и неглупому человеку. А с какой целью ты рассказывал? — не унимался Дон. Просто так, сказал Парень. Из любопытства. Вы тут все время умные разговоры ведете. А случай, который я вам рассказал, весьма поучителен. Не все в нашей жизни безнадежно. Даже в такой крайне запутанной и рискованной ситуации, о какой я говорил, человек имеет шанс провести свою индивидуальную линию и кое-чего добиться. Контроль общества за индивидом не абсолютен. Всегда остается нечто неподконтрольное. И в нашей истории еще будут сюрпризы, помяните мое слово.

Странный человек, подумал я, когда Парень ушел. На стукача и провокатора вроде не похож. Скорее всего — обыкновенный шизик. А все-таки жаль этого Ильина, жаль, что его попытка не удалась. Жаль не потому, что я что-то имею против Брежнева — он не худший вариант вождя, а, может быть, даже лучший. Жаль потому, что Ильин, будучи полнейшим ничтожеством, восстал против могучей силы, превосходящей его в миллионы раз, и чуть было не победил ее. Чуть-чуть не считается, сказал МНС, словно прочитав мои мысли. К тому же намеченная им жертва — такое же ничтожество, как он сам, и послушная игрушка в руках других ничтожеств. И вообще все это — чушь.

Передовик — какое нелепое слово, не правда ли? Но это слово, как никакое другое, соответствует сути обозначаемого им явления. Оно сродни слову «передовица». Как передовица в газете есть нечто совершенно бессодержательное и вместе с тем исполненное глубокого смысла и большого значения, передовик производства есть индивид, отобранный общими усилиями коллектива и руководства на роль образцово-показательного труженика. Отбор передовика — дело в высшей степени серьезное и ответственное. Передовик должен удовлетворять многочисленным критериям. Он должен быть образцом поведения в быту (читай: по крайней мере, не быть хроническим алкоголиком), политически активным и грамотным (читай: по крайней мере, иногда трепаться на собраниях, аккуратно платить партийные или комсомольские взносы, выполнять какие-то поручения, посещать иногда пропагандистский кружок и не храпеть громко), надежным (читай: без перспективы отколоть какую-нибудь неожиданность), хорошим работником (читай: не самым явным лодырем). Он должен быть отобран в духе проводимой кампании, в соответствии с местными условиями, во вкусе местного начальства. И чтобы народ посмеивался над их выбором, но не очень явно, так как передовик, по крайней мере, ничем не хуже их. И при этом должен быть учтен воспитательный момент. Передовик, короче говоря, должен воплощать в себе итоги исполнения ранее принятых партийных решений, подтверждать своим обликом их правильность, служить маяком для всех прочих (в газетах особые рубрики есть — «Наши маяки») и освещать собою перспективы.

Начался такой отбор передовиков и в нашей бригаде. На общем собрании бригады были названы имена лучших работников, из числа которых и будут потом отобраны такие, фотографии которых появятся на доске почета, заметки о которых будут напечатаны в газетах, которым дадут почетные грамоты, медали и даже ордена. От нашего сарая были упомянуты имена Ивана Васильевича Кости и Комиссара. Хотя общепризнано, что Костя — лучший работник во всем районе, нашлись активисты, которые припомнили историю с крышей. Первой выступила против Кости одна довольно милая и интеллигентная женщина. И полила на Костю такие помои, что даже представитель райкома комсомола призвал ее не преувеличивать этот пустяковый инцидент. Но в защиту Кости не выступил никто. Большинством голосов его кандидатуру отклонили.

Я голосовал за Костю. Но в защиту его не выступал, так как вообще считаю всю эту процедуру не стоящей внимания. И все-таки я чувствовал себя довольно погано: я знал, насколько важно было это собрание для самого Кости. Потом Костя говорил, что если бы мы выступили в его защиту и если бы его оставили в списке, то он сам снял бы свою кандидатуру. Его поразило то, что его никто не защитил. Но мы же проголосовали за тебя! — сказал Иван Васильевич. Это не то, сказал Костя, лучше бы вы голосовали против, было бы честнее. Пусть это тебе послужит уроком, сказал МНС. Теперь ты знаешь цену нравственности наших положительных персонажей. Что касается меня, то я принципиально против зачисления таких, как ты, в передовики: вы слишком хороши для этого.

На втором уровне отбора передовиков (в масштабах всего нашего хозяйства) отпала кандидатура Ивана Васильевича. Слух был, будто представитель райкома партии сделал некий намек насчет Иваца Васильевича. Сам Иван Васильевич к этому отнесся спокойно. У меня еще не было случая, чтобы меня где-нибудь пропустили выше второго уровня, сказал он. Около моего имени всегда ставится условный знак, запрещающий оставлять мое имя в списке для дальнейшего продвижения. Даже когда я умру, согласно этому условному знаку, меня запретят хоронить на кладбищах на территории Москвы или около нее.