Ричард Хьюз - В опасности

Вдобавок корму захлестывали волны. Лить масло в кормовые гальюны стало невозможно: вода из них била фонтанами. Переборки на юте проломились одна за другой, и вода заливала рулевую машину. Волны катились по юту, так что нос иногда поднимался над водой. При этом, конечно, много воды попадало в люк номер шесть, уменьшая и без того угрожающе маленький запас плавучести.

Обнаружив, что ветер ослаб и, судя по подъему барометра, они находятся не в центре шторма, а наконец-то на его окраине, Дик Уотчетт сам себе не поверил. Он бросился на мостик — за подтверждением хорошей новости.

Капитана и мистера Бакстона он нашел в штурманской рубке — оба держались за валик с картой.

— Это правда, сэр? — выпалил он. — Мы вышли из шторма?

Капитан Эдвардес кивнул. Но, посмотрев на лицо капитана, Дик изумился. Впервые за время шторма капитан Эдвардес был напуган.

Дик оглянулся назад — и понял почему. Он увидел, как ютовую надстройку накрыл пенный вал, докатившийся до средней надстройки. Судно вздрогнуло под ним, а нос, на который они смотрели с высоты мостика, задрался почти до горизонта. Волна схлынула, но корма поднялась не очень сильно. Ясно было, что у них сильный дифферент.

В это время появился радист и доложил, что аварийная рация опять работает.

— Пошлите вызов всем судам, — сказал капитан Эдвардес. — "Расчетные координаты такие-то, требуется немедленная помощь!" И вызывайте все время.

Радист, побледнев, отправился выполнять зловещий приказ.

Но если не знаешь своих настоящих координат, в просьбах о срочной помощи толку мало. У моряков есть способы приблизительно определить, в каком направлении находится твое судно, и все равно поиски при этом могут быть долгими.

Расчетное местоположение, которое дал капитан Эдвардес, явно было ошибочным: посыпались сообщения других судов, находившихся поблизости от этого места и не наблюдавших ни "Архимеда", ни его погоды.

Если искать будут долго, то помощь запоздает. Ибо если "Архимед" начнет тонуть, произойдет это быстро.

Но если он продержится хотя бы час, то при утихшем ветре умерится и волнение. И тогда, можно надеяться, они спасены.

Но небо еще закрывали тучи: никакой возможности определиться по солнцу. Одно сообщение было передано через Бостон — от владельцев в Бристоле.

"Капитану архимеда спасательное судно патриция ищет вас три дня тчк грозит ли вам затопление впрс примите все меры определению своих истинных координат тчк сейдж".

В карих глазах капитана возник твердый блеск. Решительно и как будто даже сердито поджав нижнюю губу, он достал из кармана размокший телеграфный бланк и стал корябать на нем огрызком простого карандаша:

"Сейдж. Бристоль. Ураган стихает. Уверен безопасности судна буду следовать Кингстон. Эдвардес". Радиограмму и свой ответ он сунул под нос мистеру Бакстону.

Помощник присвистнул дырявым зубом.

— "Буду следовать"? — сказал он.

— Буду следовать, — подтвердил капитан.

Он дважды дунул в свисток, и на мягких ногах явился малыш рулевой.

— Вызовете на мостик мистера Макдональда.

Старший механик пришел вскоре; взгляд у него был дикий, глаза слезились, в руках он держал вставную челюсть.

— Мистер Макдональд, что мешает вам поднять пары во вспомогательном котле?

— Нет трубы.

— Но ветер уже стихает. Что мешает вам поставить временную трубу? Через два часа мне нужен пар для помп. Вы можете это сделать?

— Не могу, — сказал мистер Макдональд. — Но могу попробовать.

Механики оторвали высокую вентиляционную трубу с колпаком — одну из нескольких уцелевших — и с помощью цемента насадили на обломок дымовой трубы. Ее надежно закрепили оттяжками (что было очень разумно при такой качке) и отправились вниз — разжигать вспомогательную топку.

Прошло не два часа, а четыре, и они вынуждены были признать, что ничего не получилось. Несмотря на самодельную трубу, мазут выбрасывало из топки.

Капитан Эдвардес сжал зубы; блеск его глаз, казалось, говорил о том, что он занят нынешней, неотложной проблемой; но на самом деле его мысли блуждали в прошлом. В его прошлом — до службы в "Сейдж лайн", — когда он плавал на парусниках. Потому что, как всякий морской командир, он проходил обучение на парусном флоте, не на пароходах. Это только в последнее время, когда возникла нехватка в обученных на парусном флоте, большинство первоклассных компаний стали принимать командиров, обучавшихся только на паровом, и сами стали их доучивать.

Сухопутным людям это кажется аномалией — что пароходные компании требуют обучения командиров на парусах; сухопутные люди склонны смеяться над этим глупым консерватизмом — как если бы от водителей лондонских автобусов требовали семилетнего стажа в конюшнях, чтобы доверить им автобус. Когда столько надо узнать о технике, зачем тратить время на изучение отжившего и бесполезного?

Ответ — это связано с Добродетелью. Ибо стремления к добродетели (из-за чего пошел в моряки мистер Бакстон) самого по себе недостаточно; добродетель надо упражнять, как любое человеческое качество. И есть фундаментальная разница между повседневной работой на парусном судне и повседневной работой на пароходе. Последняя несущественно отличается от работы на суше; на паровом флоте чрезвычайные ситуации возникают лишь иногда, изредка. На паруснике же всякое обычное действие во всякое время имеет характер в какой-то мере чрезвычайный. В него надо вкладывать всю душу и все свои силы — даже чуть больше. Таким образом, природная склонность к добродетели развивается благодаря ежедневной практике. Ибо перенос кливера при резком ветре, можно сказать, воспроизводит в миниатюре спасение судна в шторм.

Поэтому на парусном флоте человек приобретает такой опыт добродетели, который после, на пароходе, может стать решающим при спасении сотни жизней и миллионного имущества.

Будь это парусное судно, размышлял капитан Эдвардес, что-то можно было бы предпринять. Поставить временные мачты, поднять временные паруса, чтобы не свариться в этом адском вареве. Но что ты сделаешь на пароходе?

Он вспомнил одно из своих ранних плаваний на 150-тонной шхуне, приписанной к Портмадоку. В Северном море у них снесло мачты, а сами они забрались внутрь и качались беспомощно, как теперь на "Архимеде". Они везли домой груз леса; трюмы были набиты доверху, и на палубе лежали штабеля, пока шторм не отдраил палубу, как медную дверную ручку. А потом шхуна опрокинулась и снова встала прямо — через другой борт. Я знаю, это кажется невероятным, но так оно и было. В доказательство остались прожженные места на потолке каюты — там, где на него упали угли из печки! (Если бы опрокинулся "Архимед", он не встал бы на киль до Судного дня.)