Сью Таунсенд - Публичные признания женщины средних лет

Заметили одну странность? В Майами большую часть года температура держится за тридцать градусов по Цельсию и лишь на пару месяцев опускается до двадцати пяти. Однако в магазине, с головы до ног закутанная в свою мечту, я стерла Майами из жалких остатков своего ума. Продавщица (не иначе как выпускница Королевской академии актерского искусства) воскликнула:

— Я так мечтала, чтобы эту дубленку купил кто-нибудь элегантный и утонченный!

Тут-то, читатель, я бы при нормальных обстоятельствах расхохоталась, потому что никакая я не элегантная. Мои ногти с облезлым лаком стали притчей во языцех, колготки пускают стрелы, едва покинув пакет, а черные деловые костюмы обычно очень неэлегантно украшены белой кошачьей шерстью. Но обстоятельства были далеки от нормальных. Как-никак мою книгу ждали читатели в четырех американских городах. Я заранее тряслась от страха — потому, наверное, и поверила продавщице. Должно быть, она разбирается в людях, решила я, и вообще — эта Дубленка мне нужна для защиты от враждебной среды: публики и непогоды.

Одним словом, купила. Цену Дубленки я унесу с собой в могилу. Обе дочери, одержимые слежкой за моими расходами на одежду, в очередной раз устроили мне кагэбешный допрос, но я не раскололась.

Дубленка была слишком длинная, не влезала ни в один шкаф, а в кладовке собирала пыль с полу — пришлось повесить в гостиной, на гвоздь от картины. У гостей и членов семьи вошло в привычку поглаживать ее, будто какое-то экзотическое животное. Погода в Англии стояла ненормально теплая, так что поносить Дубленку не выпадало случая, но меня утешала мысль о Нью-Йорке с его метелью.

Перед отъездом случилась катастрофа местного значения: химчистка решила закрыться пораньше, а там остался комплект из жакета, брюк и юбки, который я мыслила как «основной гардероб». Я уж собралась запустить в окно химчистки кирпичом и забрать одежку, оставив на столе пятнадцать фунтов, но более вменяемые члены семьи отсоветовали.

Легчайшая Дубленка оказалась весьма объемной. Прохаживаясь в ней по беспошлинной лавке в зале ожидания, я то и дело что-нибудь сшибала с полок. Дубленка требовала нового чувства габаритов, она рождена для просторов, ее надо носить под открытым небом. А я запамятовала, что просторы под открытым небом давным-давно разлюбила и большую часть времени провожу в духоте и полумраке помещений. Потея и пыхтя, я стащила Дубленку и поднялась в самолет. Чертова шкура наотрез отказалась влезать в отсек над креслом. Только соберешься захлопнуть дверцу — она опять норовит выскочить. В конце концов удалось кое-как запихать, но не посадить под замок.

Нью-Йорк радовался не по сезону теплой погоде. В отель меня отвез таксист в футболке; народ разгуливал в шортах.

На пляже Майами я загорала в нижнем белье, оставив Дубленку дуться на меня в номере отеля (к этому времени мы уже не разговаривали).

Я вернулась в Англию. Все еще молюсь о морозах, но начинаю подумывать, что проку от Дубленки никакого. Разве что колоть мне глаза, напоминая о моих тщеславии и глупости.

За четыре месяца нас обокрали четыре раза. Собственно, теперь можно оставлять окна и двери нараспашку, а в палисаднике водрузить розовый неоновый знак с приглашением: «Хозяев нет. Ворам добро пожаловать». Хотя для того, чтобы в дом заглянули воры, отсутствие хозяев не обязательно. Когда они наведались в прошлый раз, дочь болела и лежала в постели, я наверху разговаривала по телефону, в гостиной горланил телевизор, работали все три радиоприемника, причем вещали только речь, никакой музыки, — и все-таки эта какофония грабителей не остановила. Заслышав визг шин по асфальту, дочь встала с постели и, выглянув из окна своей спальни, увидела, как к нашему дому задним ходом, но на приличной скорости подъехал помятый желтый автомобиль. Из машины вылезли два парнишки с крысиными рожами, перешли дорогу и начали яростно трезвонить в дверь — ни дать ни взять гестаповцы из старых военных фильмов.

— Ладно, придется прощаться, — сказала я сестре в трубку. — Похоже, какой-то маньяк в дверь ломится.

Дочь зашла ко мне и сказала, что вид юнцов ей не нравится. Само по себе заявление заурядное — она на удивление привередлива, когда речь идет о молодых людях. А трезвон все не стихал, загремел почтовый ящик, дверь ходила ходуном от пинков.

Этой двери не раз доставалось от взломщиков, так что теперь бедняжка хронический инвалид. По сути, никакая это уже не дверь, а просто деревянная защита от ветра, холода, бродячих собак и тому подобного. У других двери хоть открываются, а наша — ни в какую, и держится только на длиннющих гвоздях да на болтах.

Грохот прекратился, и мы увидели в окно, как эти крысы лезут к нам на задний двор. Я набрала 999, попросила соединить с полицией. Буквально через пару секунд, которые мне показались неделями, полиция ответила, и я, назвав свой адрес, сообщила, что два чужака, сильно смахивающие на воров, «лезут через забор к нам во двор», — к тому моменту мы уже были в ванной комнате и видели это своими глазами.

Дочь спешно сменила детскую пижаму (не лучший наряд для приема грабителей) на более подходящие к случаю доспехи и вернулась к окну своей спальни — разглядеть номерной знак на кричаще желтом экипаже крысиных рож. Тем временем один из ребятишек уже взламывал стамеской дверь со двора. Полисменша на том конце провода сообщила, что «наряд выехал». Я передала трубку дочери и выскочила на площадку второго этажа — поискать орудие защиты. Что-нибудь не смертельное, но тяжелое, чтобы выиграть время, если парни вооружены. Увы, арсенал был жалок. Бутылка пены для ванны? Деревянные плечики? Разрисованная тыква?

Одновременно я услышала скрип двери и шепот дочери:

— Мама! Говорят — ждите! А я вам говорю — у нас в доме грабители! — тут же завопила она в трубку.

Адреналин сработал, не иначе. Я и сама была вне себя от ярости, а это чувство посещает меня не часто. Я превратилась в львицу, защищающую потомство. Не позволю крысиным рожам подняться сюда и напугать мою дочь! И не стану праздновать наверху труса, пока они подчистят жалкие остатки от предыдущих краж. Велев дочери запереться в спальне, я начала тихо спускаться по лестнице.

Крысиная Рожа номер один обнаружился в последней из проверенных мной комнат. Сказать, что он обалдел, заметив меня, значит не сказать ничего. Крысиная челюсть так и отпала при виде старой карги, вооруженной книгой «Толстой» пера А. Н. Уилсона. Впрочем, лупить славного парнишку биографией не пришлось — он резво драпанул из дома, поскользнулся на куче прелых листьев, которую я поленилась убрать с садовой дорожки, и одним скачком перемахнул стену. Вторая Крысиная Рожа оказался еще расторопнее. Я дико заорала — а ведь раньше за собой таких талантов не замечала. Что именно я орала, в журнале для семейного чтения, пожалуй, цитировать не стоит. Скажу лишь, что большинство слов из той фразы нередко пишут на заборах.