Дидье Ковеларт - Притяжения [новеллы]

— Ты привезла что-нибудь поесть?

— Я заказала столик в ресторане, мы вернулись переодеться и сейчас уезжаем. Ты, я полагаю, останешься здесь: в холодильнике есть полуфабрикаты, разморозишь.

Я никогда не видел ее такой. Какой-то маниакальный вызов: так, бывает, психу хочется сунуть пальцы в розетку, чтобы узнать, ударит ли током. Вот-вот, я притягивал ее, как розетка. Обычная, домашняя — которая может вдруг стать смертельной.

— Поехали, — сказал я. — Я вас приглашаю.

Она так и взвилась:

— Очень у тебя все просто! Ведешь себя, как… как… А потом — раз! — пригласил в ресторан, и думаешь, все, проехали, забыли! Нет уж, ты так легко не отделаешься, Этьен!

Я вдруг почувствовал, как устал: она всю душу из меня вымотала, эта женщина, обманувшая мои надежды, погасившая во мне все желания и возомнившая, будто имеет на меня права. Я спросил ее очень спокойно:

— Может, хватит нудить?

Она никак не отреагировала и продолжала свою обвинительную речь. Я понял, что пробормотал это себе под нос. Она пошла переодеваться. Жан-Поль объехал для пробы участок на своем мотоцикле, после чего привязал его к трейлеру цепью с кодовым замком. Стефани красилась в палатке. Она впервые это делала, чтобы отправиться ужинать с нами.

Через несколько минут их мать вышла из трейлера; в купленной для отпуска блузке с лошадиными подковами она выглядела смешно. Не говоря ни слова, она села в машину, пустила меня за руль. Я развернулся, стараясь не смотреть на дом. На шоссе мы встретили колонну военных грузовиков с включенными фарами.

Я проследил за ними в зеркале заднего вида. На пересечении дорог у большой воронки они свернули в противоположную сторону от моря — и от дома, о чем я и молил про себя.

Я плохо помню начало того вечера. Город представлял собой длинный ряд типовых зданий вдоль пляжа. Купальщики возвращались в отели с полотенцами через плечо, усталые, хмурые, волоча детей, ведерки, надувные круги. Машины еле ползли по набережной, тяжело переваливаясь на тормозных конвейерах. Полицейские с биноклями проверяли наличие страховых марок и ремней безопасности.

Кристина разжала зубы, чтобы указать мне нужный ресторан, рыбный, навороченный, отзывы гастрономических критиков там были напечатаны крупнее, чем меню. Я с трудом нашел место на стоянке. Мы опоздали на пять минут; наш столик был уже занят, и свободных не осталось. Я предложил соседнюю пиццерию, террасу с демократичными футболками. Гондольер на входе дернул подбородком, предлагая пройти внутрь, в задымленный зал, где выдохшийся кондиционер гонял жар от дровяной печи. Кристина закатила сцену, потому что ей сказали, что масло со специями не очень острое; в итоге пиццу ей принесли несъедобную, а заменить отказались.

Вино я заказал розовое венецианское, самое дорогое в карте; карнавал на этикетке смахивал на похороны. Я сказал детям, что после ужина мы пойдем с ними в дискотеку. Они разинули от удивления рты, а их мать поперхнулась пиццей. Она ела через силу, заставляя себя проглотить все до последней перчинки, то ли в наказание, уж не знаю кому, то ли из самопожертвования, сильно раскраснелась и много пила. Мне розовое вино уже ударило в голову. Оставаться с ней вдвоем я не хотел, мне было хорошо с детьми, в этот вечер я стал им ближе, хоть они об этом и не догадывались. Я томился мыслями, которых им не понять, которые им наверняка глубоко безразличны, и возможность зацепиться взглядом за это их равнодушие как-то успокаивала.

Я все еще чувствовал себя виноватым — из-за вазы. Идиотизм, но я ничего не мог с собой поделать: мне казалось, что я причинил кому-то боль, разбил нечто большее, чем фарфор. И в то же время этот нарушенный моим вторжением сон дал мне ощущение собственной силы, которого было немного стыдно. Я лишил невинности этот дом. И чувства испытывал те же, что могла бы внушить мне девушка: гордость, восторг, страх перед последствиями и — главное — удивление от того, что она досталась мне непорочной. Как объяснить, что ничего не украдено, все цело, даже не обветшало? Вся ли вилла в такой сохранности? Я сгорал от желания вернуться туда сегодня же, сейчас — а потом вдруг разбитая ваза вспоминалась мне, как знак, как предостережение.

Я расплатился по счету, который моя жена принялась мстительным тоном комментировать, шагая по тротуару. Я-де хотел сэкономить, заставив их провести отпуск на пустыре, и в первый же вечер промотал весь отпускной бюджет в дрянной забегаловке — как это на меня похоже. Стемнело, над пляжем встречались влюбленные парочки, подростки гуртовались там и сям вокруг гитары. От запахов масла и жареного сала еще тяжелее казался поднимавшийся от асфальта жар. Мне было хорошо. Взбудораженный агрессивным непониманием этой женщины, которую я больше не любил — даже в прошедшем времени, — я чувствовал себя свободным.

Стефани, уже освоившаяся здесь, привела нас в «единственный мало-мальски путный», по мнению местных знатоков, клуб. Это была смесь готики и вестерна: скелеты в мантильях, индейские седла на балюстрадах, гирлянды чеснока, подвешенные к потолку и официанты в боевой раскраске, одетые вампирами. Я дергался в ритмах кислотного рока и кантри-латино, которые диджей виртуозно смешивал на своей аппаратуре. Стеф, посмеиваясь, наставляла: двигай руками, вращай корпусом, меньше подпрыгивай, покружи меня. Я подражал движениям танцующих вокруг. Когда меня толкали, улыбался, извиняясь. Я хлопал в ладоши, щелкал пальцами, я взмок, хоть выжимай, чувствовал себя смешным и нелепым, и мне это нравилось.

— Ты силен! — радовалась дочка.

Ее тело в обтягивающем стрейче плавно колыхалось. Мы с ней давно были чужими, но в этот вечер удивили друг друга. Я перестал быть в ее глазах ходячим клише, а сам больше не смотрел на нее как на девчонку, вырядившуюся женщиной. Грохочущая музыка и лучи софитов по-новому сблизили нас. На другом конце зала, в нише у бара Жан-Поль снимал подгулявшую блондинку, усиленно хмурясь, чтобы казаться старше, — я сам когда-то так делал, и эта техника принесла плоды со всех точек зрения: сегодня я выгляжу на все свои и мне нет нужды притворяться угрюмым.

Кристина сидела у колонны и, положив локти на стол, комкала оставленные официантом чеки. В силу привычки копить претензии она обеспечивала себе мигрень ударной дозой рома с апельсиновым соком, чтобы завтра с утра предъявить нам счет за славный вечер, который ей не удалось нам испортить.

Начался медленный танец, и чья-то тяжелая рука вдруг легла мне на плечо. Я обернулся и увидел верзилу в джинсах, со спичкой в углу рта.

— Можно?

Он отстранил меня, выплюнул спичку и притиснул к себе Стефани. Распознав в глазах дочери посылаемый мне сигнал бедствия, я удержал верзилу, опустив руку на его плечо.