Вэнс Палмер - 40 австралийских новелл

Вплоть до того дня, как правительственный кандидат приехал в Мэни Гамтриз, я не видел больше Кона. Митинг состоялся на склоне холма подле самой станции. Из груды железнодорожных шпал соорудили нечто вроде подмостков и скамей и прикрыли их флагами. На этих почетных местах восседали сам кандидат и его ближайшие сподвижники, а избиратели, преисполненные самых радужных надежд, расселись вокруг прямо на траве. Кон тоже был здесь, в своей повозке, а вместе с ним Клара с двумя детьми. Они приез жали по делам па станцию и остановились у подногкия холма, но из повозки не вышли. Мне показалось, что Клара уговаривала Кона уехать домой и старалась его от чего‑то удержать — она что‑то сказала ему, когда он натянул вожжи, он быстро кивнул в ответ с видом человека, готового сдаться, чтобы не вступать в пререкания, но вовсе не уверенного в том, что он сдержит свое обещание.

Кандидатом от правительственной партии выступал мистер Джеймс Бирмингэм, бывший член парламента и скотовод. Он разводил овец редких пород и добился вполне обеспеченного положения. Больше всего нам импонировало в нем то, что он поднялся с самых низов и с гордостью говорил об этом. Он был живым воплощением всех наших надежд и мечтаний.

Как и все кандидаты того времени, он особенно старался завоевать поддержку ветеранов войны. Минут пять он проникновенно говорил о жертве, принесенной Неизвестным Солдатом на алтарь Отечества, потом с благоговением говорил о тех, кто вернулся, чем очень нас растрогал, а его сочувственные слова о нуждах демобилизованных чуть не довели нас до слез.

— А в каком полку вы сами служили?

Голос Кона резко оборвал плавную речь мистера Бирмингэма.

— Позор, позор! — закричали из толпы.

Все повернулись в сторону Кона, уставились на него злыми глазами. На лице Кона была написана твердая решимость, видно было, что он не собирался отступать. Клара была в смятении. Она не могла оставить Кона, и в то же время ее глубоко ранило то, что он выставил себя на посмешище всех соседей, так мило к ним относившихся. Дети, испуганные возгласом Кона, смотрели на него широко раскрытыми глазами.

Вряд ли кто‑нибудь из тех, кто кричал «позор», мог объяснить, в чем же заключалась постыдность поступка Кона, но они считали, что должны как‑то реагировать на его выходку. Ведь всем было известно, что мистер Бирмингэм достиг — правда, совсем недавно — возраста, освобождающего его от воинской повинности.

Выпад Кона никоим образом не поколебал благодушного настроения мистера Бирмингэма. Мы поражались его выдержке и терпимости. Мы надеялись, что и на Кона они произвели должное впечатление. Мистер Бирмингэм упомя нул о своих годах — «к сведению моего уважаемого друга из задних рядов» — и добавил, что его доктор — он не сказал военврач — категорически запретил ему принимать на себя тяготы военной жизни. Однако он сказал, что «отдал» общему делу брата.

— Видно, он был лучше вас, Бирмингэм?

Мы едва не задохнулись от возмущения, услышав, как бесцеремонно Кон обращается к мистеру Бирмингэму. Он был прямо‑таки груб. Ну что ж, тем хуже для него. Кандидат от правительственной партии выказал истинный такт и высокое благородство души — он попросту игнорировал второе замечание Кона.

Затем мистер Бирмингэм красноречиво описал нам, как правительство печется о благе женщин и детей, особенно женщин и детей из лесных поселков.

— А вы расскажите‑ка лучше о положении девушек на Марульском консервном заводе!

На этот раз ответом Кону был рев толпы. Какого черта этот зловредный агитатор лезет не в свои дела? Кто дал ему право мешать нашему собранию?

Может быть, Кон и добился бы чего‑нибудь, если бы он развернул свое наступление вокруг тех недостатков, действительных или мнимых, которые возбуждали политические страсти в нашей округе. Элементарное политическое чутье должно было бы подсказать ему это. Может быть, оч и сам это чувствовал, но уж так сложились его отношения с соседями, что он ринулся напролом, очертя голову и утратив всякий политический здравый смысл.

Мы олицетворяли собой в его глазах Человечество, каким оно ему представлялось в самые мрачные минуты — ограниченным, самодовольным, готовым клюнуть на самую дешевую приманку.

Наконец мистер Бирмингэм подошел в своей речи к вопросу о том, что сделало правительство для нас, землевладельцев. Нам казалось, что оно сделало не так‑то много. Но мистер Бирмингэм разъяснил нам, что только благодаря предусмотрительности правительства мы избежали опасностей, подстерегавших нас на каждом шагу. Потребовались огромные усилия, чтобы оградить наши интересы на внешних рынках, и приходилось постоянно быть начеку, чтобы раскрыть козни зловредных возмутителей спокойствия, своих собственных и иностранных. Наши сомнения растаяли как дым. Да, теперь мы многое увидели в новом свете!

— Брисбенским безработным от этого не легче!

Снова Кон!

— Замолчи ты, большевистское отродье!

Это выкрикнула миссис Фуллер. Ее муж, Билл Фуллер, служил на телеграфе до того, как решил осесть на землю.

Слова миссис Фуллер были встречены одобрительным смехом.

— Так его, миссис Фуллер!

Кон вскочил на ноги, лицо его было мертвенно бледно, как у человека, честь которого публично отдали на поругание.

— Не называйте меня большевиком, миссис! — крикнул он.

К представительницам прекрасного пола Кон всегда относился почтительно, и то, что оскорбление нанесла ему женщина, страшно потрясло его. Потому его слова звучали скорее жалобно, чем гневно. Окружающие восприняли это как поражение Кона, и его это подхлестнуло еще больше.

Мистер Бирмингэм достиг кульминационного пункта своей речи— он говорил о том, что правительство собирается еще сделать для нас, землевладельцев. Это звучало почти как рождественский рассказ, и мы, затаив дыхание, слушали его заманчивые обещания.

— А про локаут в Маунт — Джеральде забыли?

Выскочив из повозки, Кон зашагал меж сидящих на траве людей. Чья‑то рука протянулась, чтобы задержать его, но он с силой оттолкнул ее. Это напоминало библейскую сцену — явление непризнанного пророка среди толпы. Мистер Бирмингэм и Кон заговорили одновременно. Но в груди Кона бушевало пламя, и голос его звучал с нарастающей силой.

— А эпидемия среди сборщиков сахарного тростника? А процент смертности в шахтах? — Кон рисовал перед нами картину политической и промышленной истории последних трех лет, а знал он ее досконально. — Что, забыли все подлости, все обиды, черт вас дери? Вылез на трибуну, жулик, тебе бы только ребятишек целовать, подлизываться к их родителям, только и думаешь, как бы побольше голосов собрать! А вы чего тут сидите, как дураки, думаете, больше получите, если будете стоять на задних лапках? Нет, для этого надо бороться! Конечно, вам ни до кого дела нет, пусть другие хоть подыхают — вам все равно! — Кон теперь стоял у трибуны, лицом к толпе, было ясно, что он решил повернуть собрание по — своему. Он уже больше не задавал вопросов, он сам произносил речь. Голоса мистера Бирмингэма было совсем не слышно.