Вэнс Палмер - 40 австралийских новелл

— Смочите ей лоб, — неуверенно сказал он, смутно припоминая совет, который вычитал или слышал когда‑то.

— Всегда одна и та же история, — прогудел мужчина с трубкой. — Не раз видал.

Сквозь толпу протиснулась толстуха с хозяйственной сумкой, которая покоилась на ее жирном животе. Поставив сумку на тротуар, она шагнула к девушке с решительным видом воина, идущего в бой.

— Когда падают в обморок, надо запястья оборачивать мокрой тряпкой, — сказала она худенькой женщине, тоном, не терпящим возражения.

Затем она повернулась к толпе, как бы считая нужным объяснить свое вмешательство и свой тон.

— 11риходилось возиться С ними, — сказала она. — Сколько раз меня звали. Известное дело.

В движениях ее появилась профессиональная уверенность. Она наклонилась к девушке и захлопотала, как наседка.

— А ну пустите, я займусь ею.

Парень в кожаном фартуке сразу повеселел, словно у него гора с плеч свалилась, и, расплывшись в улыбке, сказал:

— Займитесь, займитесь, миссис. Ведь вы, женщины, разбираетесь в этих делах лучше нас, мужчин. Это по вашей части.

Он обратился к толпе, считая, что теперь, когда испуг прошел, всем захочется узнать интересные подробности:

— Она вон там стояла. А мне подумалось, что‑то она какая чудная. Я и говорю Гарри: «Смотри, какая она чудная», — а потом ей говорю: «Что‑то вы чудная какая». А она вдруг повалилась. Ей еще повезло, что голову не разбила о камни.

Мальчишка на велосипеде с интересом выслушал эту информацию. Она проливала свет на происшествие и добавляла новые подробности к той истории, которую он скоро будет без устали повторять с немилосердными прикрасами, нарисованными его воображением. Ему захотелось показать, что он имеет отношение к говорившему и что с ним не шути, потому что он самый настоящий очевидец.

— Так оно и было, — подтвердил он. — Я вторым подоспел.

Толстуха взяла стакан из рук худенькой женщины. Она опустила свои короткие толстые пальцы в стакан, и вода помутнела от грязи.

— Ну‑ка, милочка, ну‑ка.

Она смочила ей рукой лоб и шею. Мокрые пряди волос прилипли к щекам девушки.

— Подними‑ка ей голову.

Парень в кожаном фартуке наклонился и подложил руку под затылок девушки.

Толстуха плеснула остаток воды на ее лицо.

Продолжая поддерживать девушку, парень повернул голову и взглянул вверх на инкассатора.

— Вот я и говорю своему дружку: «Смотри‑ка, какая она чудная», — а потом подхожу к ней и спрашиваю: «Что с вами?» — а она возьми да повались.

Вдруг толстуха заметила кошелек девушки, валявшийся на тротуаре. Она схватила его мокрой рукой и, едва взглянув, сунула девушке за ворот блузки. Придвинув свое широкое рыхлое лицо к самому лицу девушки, она громко сказала:

— Я его тебе за пазуху сунула, милочка, чтоб никто не взял. Будь спокойна. Он у тебя за пазухой.

— Здесь нет воров, миссис, — с важным видом произнес мужчина с трубкой.

— Много вы знаете! — огрызнулась толстуха.

Ее сердитое лицо снова стало жалостливым.

— Будь спокойна, милочка.

Она повернулась к пареньку, который принес стакан воды, и скомандовала:

— На, принеси еще.

Он ринулся в банк. Толстуха похлопала девушку по щекам.

— Ну, ну, очнись, милочка. Твой кошелек у тебя за пазухой. Кошелечек за пазухой.

Толпа на улице разрасталась. Она придвинулась к самой обочине тротуара. Инкассатор смотрел на столпившихся людей потеплевшим взглядом. Он ощущал свою близость с ними. Всех их объединяло чувство сострадания, и ему хотелось заговорить с людьми, сказать им об этом.

Паренек вернулся с водой и протянул стакан толстухе.

— Ну‑ка, ну‑ка! Глотни свежей водички, — сказала она, поднося стакан к губам девушки.

Веки девушки дрогнули. Толпа замерла.

— Ну вот, милочка, так‑то лучше.

Девушка открыла глаза, но, увидев толпу, в испуге закрыла их снова. Она выпила воду с закрытыми глазами. Ей было страшно открыть их, страшно толпы, которую она увидела.

— Ты лежи спокойно, милочка, — сказала толстуха. — Спокойно лежи и набирайся силенок.

Девушка снова открыла глаза. Она слабо улыбнулась и попыталась подняться.

— Держись, милочка. Сейчас совсем молодцом будешь. Твой кошелечек у тебя за пазухой. Вот так, тихонько.

С помощью толстухи и парня в кожаном фартуке девушка поднялась и стояла, пошатываясь, обхватив одной рукой плечи толстухи. Она тряхнула головой, как бы разгоняя туман перед глазами, и сказала:

— Мне теперь лучше. Сейчас я совсем оправлюсь.

Толпа начала расходиться. Инкассатор перешел улицу и забрался в кабину своей потрепанной машины.

Он немного помедлил, наблюдая за девушкой. Она поблагодарила толстуху и побрела к трамвайной остановке. Там она стала, прислонившись к кирпичной стене.

Инкассатор включил мотор и повернул руль. Он подъехал к девушке.

— Не подвезти ли вас домой?

— Пожалуйста, — сказала девушка. — Мне нехорошо.

Он открыл дверцу, и девушка уселась возле него.

— Я стояла на солнцепеке, — объяснила она, — и почувствовала себя плохо, но не успела дойти до стены.

— Вот так оно и случается, — сказал инкассатор. — Сразу подступит, и не заметишь. Вы где живете?

— На Веллингтон — стрит.

— За Джонсон — стриг?

— Да.

На Веллингтон — стрит он спросил:

— А теперь куда?

— К тому дому с коричневым забором.

Он подъехал к калитке.

— Большое вам спасибо, — сказала девушка. — Не знаю, что бы я делала… И надо же, чтобы такое несчастье приключилось… А эти люди… такие противные… ужасно. Но вы добрый, вы не такой, как они.

— Ну, что там, пустяки, — сказал инкассатор поспешно. Ему стало неловко.

Он смотрел, как она идет к калитке, и почему‑то чувствовал себя предателем. Она открыла калитку и, обернувшись, помахала ему.

— Послушайте! — крикнул он, высовываясь из кабины. — А я ведь тоже стоял вместе со всеми!..

Джо не особенно любил бегать. В тех редких случаях, когда он был вынужден лететь со всех ног, можно было голову дать на отсечение, что за ним гонится любимый баран Макферсона или, ругаясь на чем свет стоит, тяжело топает какой‑нибудь бродяга — свэгмен.

Джо вечно дразнил баранов и отпускал замечания по адресу пьяных свэгменов. Высунув из‑за толстого дерева голову, он напевал вслед подгулявшему парню:

Спасаясь от свэгменов и баранов, Джо бежал с такой прытью, что его короткие штаны сползали с живота и трепыхались ниже колен, а изжеванный галстук матроски словно прилипал к груди.

А вообще‑то Джо больше любил сидеть, чем бегать. Он любил устроиться поудобнее на бревне и, опершись локтями о колени, следить, как наши собаки вынюхивают в кустах кроликов.