Сабина Дарденн - Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу

Обычно дорога до колледжа занимала у меня десять или пятнадцать минут. Путь составлял два, два с половиной километра, не более. Я уже проделала две трети пути, когда подъехала к улице, ведущей к стадиону.

Это безлюдная улица, и в этот ранний час даже собаку на ней не увидишь. Было около половины восьмого; из дому я выехала примерно в 7:25. Часто моя подруга Давина ждала меня возле своего дома, их гараж выходил на эту улицу. Она видела меня из сада, и остаток пути мы проделывали вдвоем, а иногда и втроем, потому что с нами часто был ее младший брат.

Если же я не видела ее с высоты, подъезжая к ее дому, я дальше ехала одна, и мы встречались уже в колледже. Тогда я говорила себе: «Наверное, ее мама решила отвезти ее сегодня на машине, а может быть, она уже ушла, а может быть, еще не вышла из дому…» Но поскольку мне надо было еще поставить на стоянке у колледжа свой велосипед, а это занимало несколько минут, между нами существовал такой молчаливый уговор.

В то утро я издалека увидела, что ее нет, поэтому решила продолжать свой путь по пустынной улице, вдоль довольно высокой густой ограды. Обочина в этом месте была узкой, я ехала по середине дороги и если слышала сзади мотор автомобиля, то прижималась к правому краю.

Я любила приехать в школу пораньше и не спеша поставить свой велосипед. Приближался конец учебного года, моего первого года в колледже. Училась я неплохо, но совершенно ничего не соображала в математике, и мама часто упрекала меня: «Ты опять провалилась!»

Чаще всего я пожимала плечами и убегала играть в свой домик в углу сада или к подружкам. Говорили, что у меня «отвратительный характер», но, поскольку это не ограничивало моей независимости, это меня не слишком-то трогало. По правде сказать, мой отвратительный характер был моим самым лучшим приятелем и им же и остался.

Но в то утро вторника 28 мая 1996 года я не слишком задумывалась об этом. Я даже не знаю, чем были заняты мои мысли. Я медленно крутила педали; ведущая к стадиону улица была маленькой, тихой и очень мрачной.

Я услышала шум мотора и прижалась к правой стороне. Я была в пяти метрах от гаража моей подруги, очень близко от ограды. За оградой находился дом. Если бы кто-то был у окна или в саду, он мог бы все увидеть. Но никого не было, было слишком рано, и еще не рассеялись утренние сумерки. Если бы Давина ждала меня там в то утро, ничего бы не произошло, может быть… А если бы, как часто бывало, там оказалась ватага школьников, которые шли по этой дороге, чтобы сократить путь до колледжа, свидетелей было бы слишком много.

Но в поле моего зрения не было никого. Я ехала вперед.

Это был ржавый грузовичок, такой фургончик, переделанный в дом на колесах, с тремя сиденьями впереди и скамьей-лежанкой сзади. Стекла были закрыты ужасными занавесками в желто-коричневую клетку и залеплены сотней самоклеящихся картинок. Если я видела такую машину в городке, когда мы гуляли с мамой, я со смехом говорила ей: «Ты только посмотри на эту развалину! Мотор чихает, а выхлопная труба того и гляди отвалится…»

Я чувствовала, как он приближается ко мне, этот ужасный фургон, а потом я его увидела. Боковая дверца была открыта. Один из мужчин высунулся наружу, а другой продолжал вести машину. Я не поняла точно, что произошло, потому что инстинктивно закрыла глаза, прежде чем испугаться. Я почувствовала, что меня сдернули с моего велосипеда за секунду, буквально на лету, одной рукой закрыли мне рот, а другой глаза. Мои ноги на мгновение коснулись седла. И мой велосипед упал. С быстротой молнии меня засунули внутрь фургона, и мужчина сорвал с меня рюкзак.

Такое можно увидеть только в кино: изображение движется так быстро, что вот уже хоп! — и готово.

Когда я рассказывала гораздо позже обо всем этом Давине, она меня спрашивала: «Но неужели ты не могла ничего сделать? Ты не могла отбиваться?»

Я крутила педали и — хоп! — уже оказалась в фургоне! Как потом оказалось, они целую неделю выслеживали меня, как охотники. Конечно, я пыталась сопротивляться, но я была слишком маленькой для этого. Мне было двенадцать, но выглядела я едва на десять, метр сорок пять и тридцать три кило весом… Я была такая миниатюрная, такая худенькая, что старшеклассники меня часто спрашивали: «Эй! Ты уверена, что учишься здесь?»

Меня немедленно завернули в одеяло, и я увидела руку, которая старалась силой засунуть мне в рот какие-то таблетки. Я заорала, и мужчина наклонился ко мне и хрипло сказал: «Да замолчи же! Ничего с тобой не будет!»

Но меня словно прорвало, и я забросала этого мерзкого типа градом вопросов: «Кто вы такие? Что вам от меня надо? Что я тут делаю? А мой велосипед, где он? Я должна ехать в школу… Вы кто? Оставьте меня! Я еду в школу! Что вам нужно?..»

По-моему, он обалдел от моих вопросов с самого начала, но я ненавижу, когда мне не отвечают. Даже сейчас, если не получаю ответа на свой вопрос, то сразу же очень раздражаюсь и всеми силами стремлюсь его получить. Полагаю, что я кричала инстинктивно, но в то же время меня стал душить страх. Этот момент в моей жизни, возможно, является самым жестоким из тех, что я пережила, таким внезапным и таким ужасным, что я чуть не лишилась сил. Я только что исчезла из внешнего мира за одну секунду, и, если я и не отдавала себе в этом отчета, ужас брал меня за горло перед черными глазами этого незнакомца и его рукой, которая зажимала мне рот. Шум мотора, странный акцент мужчины, это вонючее одеяло, в которое меня завернули, — все было ужасным.

Я почувствовала, что машина остановилась и водитель вышел из нее на несколько секунд.

«Давай сюда! Бери велосипед! Не забудь мешок! Поезжай!»

Мой велосипед был брошен назад, рядом со мной, и мой мешок для бассейна тоже.

Все это — похищение, мои вопли, время, чтобы подобрать мои вещи, — заняло не более минуты.

Я уже вела себя агрессивно по отношению к этому странному человеку: у него был подозрительный вид, наводящие страх косые глаза, словно напомаженные, слипшиеся жирные волосы, нелепые усы. Каково было мое первое впечатление? Я сказала себе: «Кто этот негодяй, этот варвар? Он темная личность».

Я пыталась сопротивляться, я вопила от страха и злости, и это ему не нравилось.

«Да заткнешься же ты?!»

На самом деле я ничего не могла сделать. Я лежала, стянутая этим одеялом, на старом матрасе, посередине фургона. Я видела водителя со спины, скрытого сиденьем и подголовником. Он молчал. По сравнению с другим мне он показался невысоким. Я подумала: «Этот тщедушный хмырь подчиняется тому, большому». Молодой, темноволосый, в черной куртке, в невзрачной кепке с эмблемой, одет скорее безвкусно. И они все были в одном стиле: гнусный водитель, ржавый фургон, варвар с жирными волосами. Я все еще спрашивала себя, что им от меня нужно. Я ни на секунду не думала, что это похищение садиста. Если бы этот тип ждал меня у выхода из колледжа с горстью конфет, то еще может быть… В тот момент единственной мыслью в моей голове было то, что эти двое чумазых желали мне зла. Иначе, ясное дело, зачем бы им понадобилось так жестоко сдергивать меня с велосипеда. Но что именно им было от меня нужно, я не знала. Это было сверх моего понимания.