Хосе Альдекоа - Современная испанская новелла

И только слышно было в доме биение сердца Хуаны; во всем городе только и слышно было биение сердца Хуаны; во всем мире слышно было биение ее чистого, непорочного, одинокого сердца. В бешеном беге месяцев, среди драматических событий, разворачивавшихся как лента, она сохранила мужество, сохранила смысл своей жизни. За балконными стеклами шли, казалось, все те же дни, но песня прошлых лет умолкла навеки и повторялась лишь в затаенных углах воспоминаний. И Хуану охватила тревога, постоянное беспокойство — как жить дальше, как пережить все это и охранить детей от борьбы, которой, казалось, не будет конца, как, возможно, не было и начала.

Но однажды все же пришел конец. Хулио и Карлота простилась с сестрой — они уезжали далеко и даже не могли заверить, что вернутся. Она глядела на них не сморгнув, неподвижная и безмолвная, как соляная статуя. Они поручили Хуане своих детей. II Хуана, как в давние времена, стояла на балконе, задумавшись, приложив лоб к стеклу, и смотрела, как уходят от нее далеко — далеко ее дети. Они не обернулись на углу и не помахали ей рукой, и Хуане снова показалось, что по стеклам балкона барабанит дождь — стоял хмурый, безрадостный день, и улица была пустынна и печальна, как в день маминых похорон. Из задумчивости ее вывел только плач малышей; дети Хулио и Карлоты ничего не понимали в бессмысленных человеческих распрях. Услыхав их плач, Хуана ушла с балкона. Она подошла к малышам. По щекам ее катились слезы. Дети запачкались, и мать Хуана решила, что сейчас лучше всего помыть розовые невинные ручонки, которые со временем также познают грех, радости и горести, зреющие для всех на древе познания добра и зла.

В гончарной мастерской, погруженной в полумрак, сидит человек. Руки его безостановочно двигаются. Снаружи он едва виден, но люди знают, что гончар — в мастерской по доносящемуся оттуда непрерывному гудению. Гудение негромкое, глухое, сопровождающее работу несложного устройства. Устройство это из деревянных педалей и веревок, оно приводит в движение гончарный круг.

В полдень от яркого света на улице мрак в мастерской кажется еще гуще, так что трудно что‑либо разглядеть за широким расплывчатым силуэтом гончара, который сидит у самой двери, склонившись над своими изделиями. Вся посуда делается из мягкой, податливой глины, лежащей вокруг него отдельными кучами вперемежку с полуготовыми сосудами. Тут же стоя! горшки с глиной разных цветов. Позади гончара выстроились рядком всевозможные кувшины, ожидающие, ко гда их сунут в горн. Словом, это обычная мастерская с неотъемлемыми от нее предметами и процессами примитивного гончарного производства, с присущими ей запахами сырой земли и древесины. В глубине мастерской неясно вырисовывается маленькая фигурка очень худенького, никем не замечаемого мальчика; нажимая ногами на педали, он вращает гончарный круг. Гончар поминутно дает мальчику разные указания: убавить, увеличить обороты круга или остановить его. Никто, кроме мальчика, не мог бы понять эти указания, отрывистые и невнятно произносимые, — их надо услышать и немедленно выполнить. Разговаривать мальчику не дозволено, он должен только повиноваться строгим приказаниям и выслушивать замысловатые оскорбительные замечания и непристойные словечки, которые он, еще совсем ребенок, не отождествляет с их подлинным значением.

Ноги гончара, обмотанные тряпками, покоятся на овечьей шкуре. Уже много лет они плохо слушаются его; кожа постепенно сходит с них, ногти и пальцы уродливо искривлены, а боли становятся все нестерпимее. Потому и смастерил он после долгих раздумий нехитрое устройство, что вращает гончарный круг, а неизлечимо больные ноги заменил ему маленький раб, почти совсем скрытый от посторонних глаз в темноте мастерской.

Мальчик очень худ и едва держится на ногах, когда с наступлением вечера поднимается со своего места, после того как целый день приводил в движение гончарный круг и подливал в желобок воду, увлажнявшую глину. Но знают об Этом лишь немногие, и редко кто заглядывает в полумрак мастерской, где не сразу и различишь тщедушную фигурку мальчика, который безвестно, молчаливо и тяжело трудится на своего хозяина. Молодой рыбак по имени Иктио — один из тех, кто знает о его существовании. Иногда, улучив минуту, когда хозяин отходит к горну, он, прислонясь к косяку двери, заговаривает с мальчиком и отвечает на его вопросы о море, о лодках. Не раз в своих мечтах мальчик садился в лодку и, согретый солнцем, брался за весла. Но мечты упрямо не становятся явью, и он только восхищается рыбаком, который старше его, сильнее и увереннее в себе и который рассказывает ему столько интересных и удивительных вещей.

Дети, живущие поблизости, тоже знают маленького раба. Когда хозяина нет в мастерской, они подходят к двери и, не осмеливаясь войти внутрь, всегда спрашивают:

— Что ты делаешь, Дунион?

— Я вращаю гончарный круг, — отвечает маленький раб.

Он плохо произносит слова, не так, как другие дети, и не всегда одинаково, да к тому же и голос у него звучит как‑то странно резко. Это удивляет, но нравится детям, поэтому им всегда хочется поразговаривать с Дунионом. Нередко они дарят ему то инжирину, то миндаль, и по их горящим глазам видно, что они относятся с уважением и восхищением к работе маленького раба.

Но случается, что в течение многих дней Дунион и рта не раскрывает — ему не с кем поговорить. Он только напевает что‑то, тихо, почти беззвучно, чтобы не услышал хозяин, который считает, что мальчик не должен зря тратить силы и отвлекаться от работы. В мастерской слышится лишь гудение гончарного круга да приказы хозяина.

Наливая в желобок воду, которой смачивается глина, мальчик думает об изуродованных ногах этого старого и больного человека, перебирает в памяти какие‑то далекие воспоминания и поглядывает украдкой на прохожих, снующих взад и вперед мимо раскрытой двери мастерской. Он мечтает о том дне, когда Иктио поведет его на берег, где они сядут в лодку и отправятся половить рыбу. Он придумал уже и разговор, который заведет с Иктио, и вопросы, которые задаст ему и другим рыбакам, и даже их ответы. Дунион вериг, что с рыбаками ему будет очень хорошо, хотя он никогда и не видел их прежде. А если сесть в большую лодку, то можно поплыть и в далекие страны или же направиться к другим городам на острове и останавливаться в их гаванях в летние дни, когда яркий свет и солнце обжигают кожу. Ведь именно тогда люди и носят большие соломенные шляпы, защищающие от зноя лицо и плечи. Солнце словно покалывает тело, а капельки испарины обильно выступают на груди и спине, но зато как приятно, когда они стекают потом вниз по бедрам прозрачными струйками.