Самуил Шатров - Кое-что о Васюковых

Мы протолкались к прилавку. Саня примерил ласты, они оказались ему впору. Мы поспешили домой за деньгами.

Я давно заметил, что родители никогда не дают денег без расспросов. Это уж у них такой закон. Санин папа тоже сразу спросил:

— Зачем тебе ласты?

— Как зачем? Плавать под водой.

— Его потянуло в глубинь! моря, — сказал мой папа. — На земле ему уже места не хватает.

— Вы что, против спорта?

— Я против того, чтобы ты так легко тратил деньги. Захотелось подводную амуницию — вынь да положь!

— Не понимаю! — сказал Саня. — Все мои товарищи давным-давно имеют ласты.

Несчастное дитя, — сказал мой папа, — оно не может спуститься на дно моря.

— Не такой уж я счастливый, — ответил Саня,

— Кстати, Миша, ты в его возрасте имел ласты? — спросил мой папа у своего брата.

— Лишней пары ботинок я не имел, не то что ласты.

— Вот видишь, — сказал папа Сане. — Он выжил без ласт и даже женился на твоей маме.

— Дело не в этом, — сказал Санин папа. — Дело в другом, более серьезном…

— О, начинается! — сказала Санина мама.

— Что начинается?

— Попреки. Даже в гостях не можешь оставить в покое ребенка.

— Хорош ребенок! — сказал мой папа. — Такое дитя съест горшок каши и еще попросит добавку!

— Не о каше речь. Ведь ему скоро исполнится двадцать лет! Поймите — двадцать лет!

— Ну, теперь мне денег не видать! — сказал Саня. — Папа завел свою любимую долгоиграющую пластинку…

— А что, неправда? Не учишься, не работаешь, шатаешься без дела с платочком на шее и клянчишь деньги.

— Всю жизнь мы жмемся, — сказала Санина мама. — А зарабатываем немало — больше двух тысяч!

— Дело не в деньгах, а в принципе. Я не желаю, чтобы мой сын рос иждивенцем, приживалкой, попрошайкой…

— Человек попросил ласты, — сказал Саня, — ему же преподнесли лекцию о моральном облике! Спасибо, граждане!

Саня вышел из комнаты. Я следом за ним.

— Мой папа — неплохой парень, — сказал Саня, — но он страшный жмот. Таких свет не видывал. Каждую копейку вырываешь с боем. Но ничего, мы еще с него выбьем монету!

Прошло два дня. Саня вырвал у своего папы деньги на ласты, и еще на панорамное кино, и на шведский цирк, и даже на футбол. Он взял меня с собой на стадион. Играли «Торпедо» и «Молдова».

Весь матч Саня ругал футболистов. Ну что это за игра? Лучше бы его глаза не глядели! Нет ансамбля, нет напора, нет финта, не говоря уже о знаменитом ударе «сухой лист». Просто какие-то лопухи, а не футболисты.

Соседи оглядывались на Саню. Он был похож на тренера или футболиста из дубля, что сидит на скамье за воротами, и только капитан ему мигнет, он тут как тут — выбегает на поле, свежий и быстрый, и начинает забивать голы, и вот уж зрители вскакивают со своих мест; кто орет, кто бросает шляпу вверх, а кто хватается за голову, будто у него мама умерла.

Наши соседи не ошибались, я уверен, что такого футболиста, как Саня, еще поискать надо. Да что там футболист! Он и боксер замечательный, я сразу это понял, как только мы пришли в Измайловский парк на «День открытого ринга». На ринге, как и на футбольном поле, было много лопухов. Они-то и выводили Саню из терпения. Разве это защита? Разве это нырок? Разве это уход? За такой нырок тренеру мало руки обломать.

Саня кричал, размахивал руками, и ггод его рубахой мускулы ходили, словно гири на шарнирах.

Когда на ринг начали выходить ребята из публики, Саня сказал, что они и вовсе лопухи, на них глядеть тошно. Не могут они провести как следует хук справа или слева, не говоря уже об апперкоте. От таких ударов не то что в нокаут — в паршивенький нокдаун не попадешь. Курам на смех такие удары! «Эй ты, пенсионер, — закричал он рыжему мальчику в голубых трусах, — проведи крюк!.. Черта с два он проведет. Надоела мне эта дешевка, пойду-ка я сам и дам им жизни».

Я попросил его не идти, но он сказал, что обязательно пойдет показать этим лопухам, как вести бой.

Я остался на скамейке ждать: вот-вот объявят его фамилию, и он перелезет через канаты, и ударит гонг, и он начнет раздавать направо и налево апперкоты, как сам Абрамов — гроза тяжеловесов.

У меня мурашки бегали по телу: ведь все видели, что я пришел с ним. Каждый догадался, что он мой брат. На всякий случай я сказал старичку — соседу по скамейке:

— Сейчас мой брат будет драться на ринге.

— Да ну? — удивился старичок. — А я думал, он пошел покупать мороженое.

— Станет он есть мороженое, когда он классный боксер! Кто же ест мороженое перед боем? Вот увидите, он выбежит на ринг и как даст апперкот!

— Дай бог, — сказал старичок. — А что такое апперкот?

Я не успел объяснить, как пришел Саня.

— Ну и не везёт! — сказал он. — Перед самым носом прекратили запись. Так что не придется испытать этим лопухам удар настоящего борца. Но ничего, мы придем сюда завтра…

Мы пошли домой. Саня сказал, что с ним лучше не связываться. Не дай бог с ним связаться! Однажды на танцплощадке к нему пристал хулиган: руки как лопаты, плечи — во! Саня сказал ему: «Отвяжись, ты!» Не отвязывается. «Отвяжись, ты, ради бога!» Не отвязывается. «Отвяжись, ты, в последний раз прошу!» Не отвязывается… И тут Саня не вытерпел. и ка-ак дал… Тот только через три месяца пришел на танцплощадку, и то со слуховой трубкой.

Так мы шли и разговаривали, пока нам не повстречался возле магазина «Динамо» все тот же Женька Макавоз.

— Э-э, подводник, тебе роба нужна? — спросил он Саню.

— Смотря какая роба, — сказал Саня.

Женя Макавоз завел нас в подворотню, где стояли в ряд железные ящики с мусором, и вынул из-за пазухи пару штанов. Саня примерил их. Таких штанов я никогда не видел. Они были из тонкой синей материи и прострочены белой ниткой в два ряда. Отвороты внизу были широкие, и везде много карманов. Два — сзади, два — спереди и два — чуть пониже колен.

— Настоящая морская роба, — сказал Макавоз. — Из Гонолулу. Чудо!

— Роба? А где рубаха? — спросил Саня.

— Одни штаны. Отдам всего за три сотни.

— А две не пойдет?

— Ты глянь на марку, — сказал Макавоз. — Читать умеешь? «Биг кэптэйн» — большой капитан. Понимать надо!

Они еще долго торговались. Потом нас погнал дворник. Саня повел Женьку Макавоза домой. По дороге Макавоз нахваливал робу: сказка, а не роба, одна-единственная во всем городе, хоть перепись устраивай — такой не найдешь; прошвырнуться по улице в такой робе — одно удовольствие, все начнут пялить глаза, будто ты взаправду заграничный морячок с Манилы, из Кейптауна, а то и с Маркизских островов.

Женька Макавоз остался ждать денег на лестничной площадке, а мы с Саней зашли в квартиру.

Санин папа сидел на стуле, поджав под себя ногу, и читал газету.

— Папа, мне нужны деньги, — сказал Саня. — Двести пятьдесят рублей.

— Опять ласты?