Лев Портной - Трепетные птички

— Довольна? Съездила, посмотрела, как она живет?

— Угу, — промычала я в ответ.

— Вик, зачем тебе это было нужно? — поинтересовался он.

По его тону я поняла, что он уже сам сконструировал ответ на этот вопрос, а теперь с искренним любопытством хотел проверить догадку. Несколько секунд я молчала, пытаясь угадать, что он себе напридумывал, чтобы не разочаровать его, а подстроиться под его домыслы. Вовик выжидательно молчал, то и дело бросая на меня испытующие взгляды. И я решила сказать, как есть.

— Знаешь, моей маме всегда было тяжело. Сам понимаешь, чернокожая дочь, отца нет. Когда я родилась, ее отец не пустил домой. Правда, помог с квартирой. Мы с мамой в «двушке» жили. В те времена вообще квартиру пробить тяжело было, а «двушку» — это просто из области фантастики. Впрочем, кому я рассказываю! Сам знаешь.

— Знаю, конечно, — хмыкнул Вовик.

Я сжала его руку, чтобы он помолчал, и продолжила:

— Так вот. В девяносто втором году стало совсем хреново. Мне одиннадцать было. Мама не знала, как концы с концами свести. И тогда она отправила меня к бабушке, папа-то ее умер к этому времени. А в нашей квартире мама устроила интим-салон.

— Да уж, — Вовик издал тяжелый вздох.

— Ну, сама-то она администратором была, — уточнила я.

— Мамкой, — поправил Вовик.

— Знаешь, я была совсем маленькой девочкой, и я так любила нашу квартиру, — продолжала я. — Там я была в безопасности. Я могла закрыться в своей комнате и играть так, как мне захочется. Отрывать головы злым куклам. Добрым… тоже отрывать. И я все время думала о том, что какие-то чужие люди теперь тайком пробираются в мою комнату и творят какие-то гадости с незнакомыми девушками, может быть, издеваются над ними, а может быть, просят, чтобы девушки унижали их. Это так странно. Каждый раз, когда я вижу мужчину, особенно, в костюме, в галстуке, меня так и подмывает спросить: не знает ли он эту квартиру, не случалось ли там бывать?

Последние слова дались мне сквозь слезы. Вовик остановил машину и прижал меня к себе.

— Успокойся, Вик, успокойся! Но теперь же все позади, все будет хорошо! — нашептывал он.

— Ты помнишь, — заговорила я, немного успокоившись, — как Светка пришла к нам первый раз? Мне так было неловко, так стыдно оттого, что не смогла скрыть смущения, когда увидела, какая она некрасивая. А ей было хоть бы хны! А сейчас мы как будто поменялись местами, теперь она не могла скрыть смущения, увидев мое… наше с тобой уродство… Только стыдно и неловко почему-то опять было мне. Почему? Наверно, потому, что моральным уродом быть гораздо хуже…

— Вик, да что у тебя за настроение сегодня?! — с досадой воскликнул Вовик. — Какое уродство?! О чем ты говоришь? Перед Светкой ей стыдно?! Да она просто хочет жить в свое удовольствие и все! Понимаешь? Ну да, удовольствие у нее свое, не такое, как у всех. Кому-то шмотки нужны, а ей рисовать хочется! Но при этом она не хочет никаких обязанностей иметь! И торговать собою ей кажется самым легким способом зарабатывать на жизнь. Вик, ты извини, но она проститутка. Про-сти-тут-ка…

— А мне кажется по-другому, — сказала я.

— Ага, и что тебе кажется? — снисходительно спросил Вовик.

— Мне кажется, будь у нее возможность, она бы разделилась на мистера Бартоломью и Дика. Но такой возможности нет, и ее большая-большая душа живет в каком-то высоком, прекрасном мире и этой душе нет дела до того, чем занято тело.

— Ой, слушай… — Вовик покачал головой.

Он хотел разразиться новой нравоучительной тирадой, но я похлопала его по руке и сказала:

— Ладно, хватит. Давай оставим эту тему. Поехали дальше. В «Балчуг»… или домой.

Мы поехали домой.

Позднее по моей просьбе Вовик купил у нее одну работу, которой я сама дала название — «Розовые кисти». Я заказала хороший багет, картину повесили в холле. На гостей она производила впечатление, интересовались именем художника, но мы отказывались от комментариев. Как-то я заикнулась об организации Светкиной выставки. Но Вовик отреагировал отрицательно.

— Выставка, если даже и будет успешной, не позволит ей заработать на хлеб. По крайней мере, на первых порах, — объяснил он. — А работать на заказ она не станет, сама знаешь. Так что ж мне теперь? Раскручивать проститутку?

Больше о Светкином жизнеустройстве мы не говорили. Махнули рукой и все. Во время свиданий интересовались творческими успехами, она охотно делилась замыслами, но эти разговоры больше походили на обмен дежурными любезностями.

Светка при виде своего творения каждый раз с удивлением хмыкала, она все ждала, что картина надоест мне и я спрячу ее куда-нибудь.

Однажды я крепко спала после жарких совокуплений. Разбудили меня странные шорохи. Они были столь робкими и осторожными, что даже сквозь глубокий сон показались мне подозрительными. Приоткрыв глаза, я увидела, как Вовик поднимается с постели. Он старался не потревожить меня, он всегда старался не беспокоить мой сон, если ночью вставал, но в этот раз он чересчур сильно старался.

Мой сон как рукой сняло, но я делала вид, что сплю. Вовик обошел вокруг кровати. Он выпал из моего поля зрения, я лежала на боку, спиною к Свете. Все чувства мои обострились до предела, каждый миллиметр кожи, каждый волосок превратились в око, и картинка в голове оставалась четкой, как если бы разворачивалась перед глазами при самом выгодном освещении.

Вовик осторожно потеребил Светку за плечо. Она приподняла голову. Он подал ей знак, чтобы не шумела, и потянул за собой. И эта проститутка, ни на мгновение не усомнившись в своих правах, выскользнула из-под одеяла и ушла вслед за ним в гостевую спальню.

Кровь ударила мне в виски, картинка оборвалась. Я поняла, что убью ее. И Вовик не остановит меня, как это было с Машкой. Я вцеплюсь в ее волосы и разобью ей голову. А потом — будь, что будет. Пусть меня посадят, пусть расстреляют! Или пусть Вовочкины халдеи вывезут труп, завернутый в ковер, на какую-нибудь свалку.

Светка всегда была игрушкой, чем-то вроде приспособления из секс-шопа, которое всегда можно выкинуть в чулан, если оно покажется лишним. И вдруг не она для нас, а я для них оказалась лишней. Вовик хотел трахать ее и трахать так, чтобы я не мешалась!

Я нарочно лежала в постели, решив выждать достаточное время, чтобы он успел засадить ей и у них не осталось шанса объяснить все безвинными разговорами из-за свалившейся на обоих бессонницы.

Затем я поднялась и на цыпочках отправилась в соседнюю комнату. Кровь бурлила в жилах, и я предвкушала садистское удовольствие, которое получу, когда отпущу тормоза. Я ожидала, что Вовик будет заколачивать в нее сваи, закинув ее ноги на плечи, или пользовать ее по-собачьи. Но то, что я увидела, остудило мой гнев, повергнув в изумление.