Антон Дубинин - Первая месса

— Дерьмо, — коротко объяснил Адам свое поведение. И пнул деревяшку ногой, так что она отлетела на несколько метров. После чего отправился яростно точить нож о камень. Наличие ножа явственно успокаивало его; через четверть часа равномерного вжиканья стали о кварц Адам стал помышлять о практических вещах. Следующей его идеей стало устроить настил из ломаных балок, потому что даже одной ночи на голых камнях может быть достаточно для того, чтобы серьезно застудить почки.

Привычка разговаривать с самим собой во время работы всегда помогала Адаму; и теперь он бормотал себе под нос, укладывая куски дерева ровным рядком. Обрывки фраз доносились до Абеля, который не делал совершенно ничего — то есть ничего зримого: на самом деле последние несколько часов он тщетно пытался молиться. Его здорово пугало неумение сосредоточиться — раньше-то он проводил в молитве по полдня, едва отслеживая происходящее вокруг, и этой своей способностью почти гордился. А теперь… Он напоминал себе человека, пытающегося говорить сквозь кляп. Всё уходило в глухую пустоту, на том конце провода не слышалось даже дыхания абонента, не говоря уж о его голосе. И более всего пугала мысль — а что, если ему только казалось , что до сих пор было иначе?

— Не-ет, мы мочиться кровью не собираемся, нам наши почки дороги как память, — приговаривал Адам, пинком загоняя последний кусок дерева в расселину меж камней. Теперь все пространство, где они спали прошлой ночью, покрывал деревянный настил — штука несомненно полезная, куда лучше, чем неровные ледяные валуны. — Врешь, не возьмешь, мы ее, родимую, сейчас вон куда загоним — и поспим как на перине, а завтра, надеюсь, скажем милому острову «пока»! Спасибо этому дому, пойдем теперь к другому…

Абель так крепко сжал в кармане зернышко четок, что у него заломило пальцы. Неужели он снова оказывается ни на что не годен? Даже на это, на это… На единственное, что у него раньше получалось хорошо. На молитву.

Серые сумерки медленно переходили в синие. С наступлением темноты жажда деятельности прошла. Стало холодно, есть хотелось ужасно. О еде ни один из братьев не сказал еще ни слова — если не считать мрачного намека о «золотом запасе» колонии крачек, успокоенные голоса которых доносились от воды. Похоже, птицы начали привыкать к новым жильцам, и даже Абель, не желавший думать такими категориями, понимал, что это хорошо. Потому что в случае чего… не будет, конечно же, такого случая, но все же… в случае чего можно попробовать подобраться к крачке достаточно близко, сбить ее камнем и съесть. Отличный сюжет для робинзонады. Съесть крачку, чтобы дождаться, когда их начнут наконец искать и найдут. Сколько им потребуется времени? Ну, самое большое — сколько?

— Зависит от того, где мы, — отозвался Адам, и младший брат понял, что последнюю фразу произнес вслух. Холод и голод располагали к разговорам — а именно мешали уснуть. Братья лежали рядом на жестком деревянном настиле, все в той же позиции «сложенных чайных ложек», накрывшись обеими штормовками. Адам сказал — так будет теплее. Вода в бутылке еще оставалась хорошая, кипяченая — хотя плескалась уже на самом дне. Абель изо всех сил старался не дрожать — но свитер был влажноват, а если бы не это, да еще не сосущие позывы желудка, то и дело испускавшего недовольное бурчание, можно бы представить, что происходит интересная игра. В маленький остров и двух братьев на нем, мореходов, пытающихся согреть друг друга в ожидании помощи…

— Завтра они начнут нас искать. Сегодня еще, может, не хватятся, — вслух рассуждал Адам. — Подумают — мы в городе загуляли… А вот поутру точно поймут, что что-то не так.

— И подумают, что мы утонули, — пробормотал Абель, не желая этого говорить — но удержать страх в себе не удавалось. — А если еще моторка где-нибудь обнаружится, тогда… Все точно решат, что нам конец.

Лучше уж не пытаться мыслить логически. Потому что как представишь себе подобный исход — мать, рыдающую над разбитой лодкой, друзей, истерически рассказывающих, как оба брата страшно напились и поплыли ночью в открытое море… Отца, который на них орет — как смели отпустить, как могли не задержать… И никого, кто мог бы предположить, что они живы и трясутся от холода на жалкой лудочке посреди моря!

— Будут нас искать, конечно, будут, — уверенно сказал Адам.

— Вдоль берега? Мы же сказали, что вдоль берега до города пойдем!

— Отец небось не идиот. И не первый год по морю ходит. Он понимает, что направление волн может измениться, что… В общем, что угодно может произойти. Да и не одни наши по Северному плавают! Вон катеришка «Вейн» скоро топливо для маяка повезет, он ведь как часы ходит — в первых числах месяца, и траулеры разные рыболовные болтаются туда-сюда…

— Они все из Североморска ходят, — тоскливо сказал Абель, озвучивая их общий страх: а что, если они находятся не между городом и островом, что, если они вовсе с другой стороны Серой Луды? Они ведь столько раз могли поменять направление, в этом проклятом тумане…

— Хватит пороть собачий бред, — злобно отозвался Адам, и брат его не осудил. Он так хотел быть переубеждаемым, что готов был выдержать его злобу. Кричи сколько угодно, только убеди меня, что я не прав, что все хорошо. Или по крайней мере терпимо.

Адам не остался в долгу.

— Во-первых, это страшная чушь. Во-вторых, даже если так — траулеры заплывают за наш гребаный остров почитай что каждый раз, и даже в таком отвратительном случае у нас есть все шансы отсюда выбраться через…

— Через…?

— Через сколько-нибудь. И вообще, на твоем месте я бы заткнулся! — Адам неожиданно нашел точку приложения злобы и страха, и точка эта была так очевидна, что вызвала в животе спазм звериного восторга. Так, наверное, радовались пираты, найдя, кого из своих вздернуть на рее за проваленный абордаж.

— Уж на твоем-то месте я бы заткнул дерьмовую пасть, вместо того, чтобы каркать о всякой дряни! Не помнишь ли, случайно, дорогой братик, кто такой умный и замечательный предложил нам развернуться на девяносто градусов? Помнится, чей-то голосок сказал в темноте — «галсами пойдем, галсами» — ты не знаешь, кто бы это мог быть?

Адам уже сидел, глядя брату в лицо узкими ненавидящими глазами. Картина прошедшей ночи стояла перед внутренним взором, и теперь казалось, что не послушай он тогда дурного совета — ничего бы не случилось, ничего…

Абель тоже поднялся, не на шутку испугавшись братского тона — а главное, собственной возможной вины. Ему казалось, что оба они много раз предлагали менять направление, в памяти не всплывало никаких определенных «галсов» — но они наверняка были, вполне могли быть.

— По крайней мере, не я предложил эту поездку, — тихо сказал он, найдя спасительную лазейку. Тут уж сомнений быть не могло: плыть в город придумал именно Адам. Он еще, помнится, встал, поднял обе руки и первым произнес: «Поплыли на берег». И по его сдавленному вдоху Абель понял, что тот тоже не сможет этого отрицать.