ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ

У меня от такого «варианта» неприятно засосало под ложечкой.

Бела-бачи проводил нас через двор. Он очень волновался, чаще обычного нервно крутил головой. У ворот потряс всем нам руки.

– Только смелее! Смелее! Смотрите прямо в глаза. Говорите весело, дерзко, вызывающе.

Около двенадцати мы вошли в здание венгерской комендатуры и оказались в просторном круглом фойе, заполненном офицерами и насквозь прокуренном. Беспрерывно хлопали многочисленные двери, входили и выходили военные. На нас никто не обращал внимания.

Возле окна, за залитым чернилами письменным столом, сидел офицер с повязкой дежурного на рукаве и боролся с дремотой, то закрывая, то вновь открывая сонные, осоловевшие глаза.

Капитан Комочин подошел к нему:

– Прибыли в ваш город.

Тот вскочил, поправил китель.

– Размещение?.. К капитану Кишу. Второй этаж, третья дверь направо…

Капитан Киш был занят с несколькими военными, офицерами генштаба, судя по черным бархатным петлицам с красными краями на их мундирах – теперь я был основательно подкован по части знаков различия. Жестом он пригласил нас сесть и обождать.

Разговор шел на высоких нотах. Генштабисты дружно наседали, требовали каких-то дополнительных автомашин с шоферами, капитан Киш решительно отказывал. В конце концов, они ушли разозленные, угрожая, что пожалуются начальнику гарнизона, и на прощанье громко хлопнули дверью.

– Наглецы, – капитан Киш нервно повел плечом. – Им все, другим ничего. Закройте, пожалуйста!

– Генеральный штаб! – посочувствовал Комочин, прикрывая распахнувшуюся дверь.

– Да, привыкли там, у себя в штабе, вот и подавай им теперь со всеми удобствами. Ничего, попадут на фронт, будут им удобства! – Капитан зло усмехнулся. – Чем могу служить, господа?

Комочин представился ему.

– А, химики…

– Вы получили бумагу?

– Да, но… – Тут капитан узнал меня и дружески кивнул. – Лейтенант Елинек! Вы же в госпитале?

Это было предусмотрено.

Я вскочил, вытянулся:

– Со вчерашнего дня нахожусь в распоряжении командира отдельной химической роты. Согласно полученному предписанию.

– Вам повезло, Елинек. Химическая рота сейчас не самое плохое место. – Уголки рта дрогнули на худом лице заместителя коменданта. – И вам тоже, господин капитан Ковач. Я имею приятную возможность рекомендовать лейтенанта Елинека с самой лучшей стороны. Такие офицеры для нашей венгерской родины неизмеримо нужнее, чем эти напыщенные ничтожества генштабисты.

– Благодарю вас, господин капитан. – Я щелкнул каблуками, на этот раз очень удачно.

– Но что касается размещения – должен вас огорчить, господин капитан Ковач. Мы больше не занимаемся размещением частей в городе, эти функции переданы немецкой комендатуре.

– Почему так?

– Ожидается прибытие значительных контингентов немецких войск. Между нами, конечно.

– Разумеется, – поспешил заверить Комочин. – Неужели ничего нельзя сделать, господин капитан? У нас небольшое подразделение, много не нужно.

– Весьма сожалею… Единственное, что я могу сделать… – капитан потянулся к трубке полевого телефона, – Дайте ноль-три… Немецкий комендант, – пояснил он.

В трубке что-то щелкнуло.

– Ja, – произнес густой бас.

Весь дальнейший разговор происходил на немецком языке. Нам было хорошо слышно – капитан держал трубку далеко от уха.

– Господин подполковник, у меня находится командир отдельной химической роты – мы переслали вам бумагу. Они сегодня прибыли в город.

– Я сказал. Ничем не располагаю, – не очень любезно пробасила трубка. – Пусть разместятся в каком-нибудь селе поблизости.

– У них маленькое подразделение. Всего две-три комнаты.

– Еще не хватает, чтобы нас разместили вместе с кем-нибудь, – произнес едва слышно капитан Комочин. – Тогда все пропало.

Трубка долго молчала.

– Ладно, – наконец услышали мы. – Пусть идут к майору Троппауэру, я передам ему бумагу. Но только в последний раз, господин капитан. Больше не обращайтесь ко мне с такими просьбами.

– Сердечно благодарен. – Капитан положил трубку, вынул из кармана носовой платок. – Фу! Разговаривать с немцами… Идите в их комендатуру. На нашей же улице, тридцать шестой дом. Особняк со львами у подъезда. Торопитесь, как бы он не передумал…

Майор Троппауэр, высокий мужчина с совершенно голым яйцевидным черепом, встретил нас в коридоре.

– Еще минута – и я ушел бы на обед, – недовольно сказал он на приличном венгерском языке. – Заходите.

Он встал у двери, пропустил нас в кабинет.

– Вы отлично говорите по-венгерски, – сделал ему комплимент капитан Комочин.

Троппауэр ничего не ответил, сел за стол.

– Документы! – приказал он коротко и требовательно протянул руку.

Мы подали документы. Лейтенант Нема хорошо рассчитанным жестом положил свое офицерское удостоверение – в отличие от наших оно было настоящим – подальше от рук майора, на самый край стола. Троппауэр начал именно с него. Внимательно, шевеля губами, прочитал фамилию, имя, осмотрел печать, фотокарточку. Потом поднял свою яйцевидную голову и вонзил острый испытующий взгляд в лейтенанта.

– Возьмите!

Затем он принялся за мое удостоверение.

Я смотрел на стену за его спиной. Там, у самого потолка, лениво играла отраженная солнцем зыбь листвы, как свет на дне неглубокой прозрачной речки.

– Елинек?

– Так точно.

– Словак.

– По отцу.

– Они не очень-то воюют против русских, ваши словаки. Сдаются целыми пачками.

В его взгляде сквозила насмешка, желание уязвить меня.

– Я венгерский словак, господин майор.

– Но словак!

– Вы напрасно обижаете лейтенанта Елинека, – вмешался Комочин. – Не далее, как двадцать минут тому назад мне его отлично рекомендовал сам капитан Киш. Лейтенант Елинек выделился во время патрулирования, задержал целую группу подозрительных лиц… А что касается его национальности, то это само по себе еще ничего не значит. Я знаю одного немецкого генерала, который не только сдался в плен русским, но еще и возглавил там, в России, изменнический комитет «Свободная Германия». Его фамилия Зейдлиц. Генерал-лейтенант фон Зейдлиц, может быть, слышали?

Это был великолепный ход! Лицо Троппауэра пошло красными пятнами, даже лысина слегка покраснела.

– Возьмите. – Он брезгливо, кончиками пальцев, отодвинул от себя наши документы. – Мне нравится ваша прямота, господин капитан. – Щелчком выбил из пачки сигарету, закурил. – Мы, немецкие солдаты, особенно умеем ценить прямоту в других, так как сами терпеть не можем виляний. И поэтому позвольте вам сказать, что отдельные предатели вовсе не определяют лица нации. Если бы мы по предателям судили, например, о вашей венгерской нации, то у нас было бы достаточно оснований не доверять и вам, венграм. Вы мне привели в пример одного Зейдлица, а я вам мог бы назвать сколько угодно примеров… Вот позавчера военный трибунал здесь, в городе, вынес смертный приговор одному венгерскому офицеру. Если бы вы знали подробности! Кошмар! Кошмар! И, к сожалению, к сожалению, он далеко не один… Но ведь я из этого не делаю вывод, что все венгры предатели. Вот вы, например. Я уверен, что когда вы попадете на фронт, то будете сражаться достойно… Ах да, я упустил из виду! Вы же химик, тыловое подразделение.