Феликс Кандель - Коридор

Дочка Лопатина Ляля вышла замуж. Муж – офицер. Веня Вдовых. Золотая голова‚ золотые руки. Всем поможет‚ всё починит: горя теперь не знает квартира с водопроводчиками‚ слесарями‚ электриками. Этим летом демобилизовался Веня‚ пришел первый раз в кепке – и вроде‚ короче стал. Предлагали ему в охрану перейти: хорошие деньги‚ и обмундирование‚ и паек‚ – да он не захотел. А у самого образования никакого‚ девяти классов нету. Пришел на завод‚ освоился‚ так начал вкалывать – рабочие останавливали: "Эй‚ малый... Из–за тебя расценки снизят". Днем вкалывает‚ после смены обольется в душе‚ вытрется серой‚ жесткой‚ со стружками‚ бумагой‚ – здоровенный‚ в три обхвата‚ рулон в раздевалке стоит‚ подходи – отматывай‚ – и в школу. Веня по вечерам учится‚ а жена его Ляля лениво ходит по квартире в длинном‚ шитом золотом халате без рукавов‚ кружевное белье наружу выглядывает‚ полные белые руки нехотя двигаются‚ пук волос небрежно заколот‚ грудь вольно лежит под кружевами. Видная‚ крупная‚ в теле‚ глаза сонные – никакие‚ а Веня Вдовых рядом с ней‚ будто из концлагеря: запавший живот‚ обтянутые скулы‚ красные от недосыпания глаза и шапка золотых волос.

После работы ходит Ляля в кино‚ любит фильмы с пением‚ с танцами‚ с участием Дины Дурбин. А когда возвращается домой‚ обязательно пристают мужчины‚ – не могут они позволить такой женщине пройти мимо‚ – доводят до дома‚ пытаются заговорить‚ развить знакомство в интересующем их направлении‚ а она никак не реагирует. Не поощряет и не отталкивает. Самый обидный для мужчины вариант. Когда они поженились‚ переживал Лопатин Николай Васильевич‚ что мешает им‚ потому что спит тут же‚ на старом диване‚ и Веня очень стеснялся‚ шелохнуться не смел на брачном ложе. Веня и теперь стесняется‚ а Ляля – нет. Ко всему безразличная‚ ко всему равнодушная. Что в постели‚ что на работе. Лениво бродит по коридору – все прелести напоказ‚ мужчин в соблазн вводит.

А коридор за эти годы стал еще мрачнее‚ разводы расползлись по потолку‚ штукатурка потрескалась и местами обвалилась. До войны обещал управдом товарищ Красиков сделать ремонт‚ в войну ничего не обещал – не до того было‚ теперь опять обещает. Деревья на бульваре разрослись‚ кронами сомкнулись. Бродит по бульвару тихий дебил Гена‚ тоскует. Довоенные дети выросли‚ а новые не признают его‚ не принимают в свои игры: постарел Гена за эти годы‚ одряхлел не по возрасту. Уже не носится по бульвару‚ не заливается смехом‚ не тычет пальцем в грудь: "Ты сумасшедший‚ шедший‚ шедший‚ шедший..." Сохранилась от прошлого одна лишь любовь к бретелькам. Бродит по бульвару старая‚ неряшливая женщина‚ вся в бородавочных кустиках‚ подолгу выгуливает толстого кота в набрюшнике. Она дергает за шпагат‚ обвязанный вокруг туловища‚ и раздраженно шипит на кота‚ а кот шипит на нее‚ и так они проходят по боковой дорожке‚ занятые друг другом до злости‚ до взаимной ненависти. Выходит на бульвар женщина помоложе с глазами печально-удивленными‚ выводит гулять петуха на ниточке. Петух медленно идет по газону и что-то клюет в пыльной‚ затоптанной детскими ножками траве‚ а женщина бредет следом‚ держит в руке конец ниточки‚ а голова наклонена вниз‚ всегда вниз‚ будто разыскивает потерянное. Смотрят со скамеек няньки‚ неодобрительно поджимают губы на такое безобразие.

А няньки на бульваре уже не те: раньше это была профессия‚ а теперь дело случая; меньше стало нянек: то ли повымирали в войну‚ то ли затруднения с пропиской. Зато ребятишек полно: звенит бульвар от крика‚ от звонков трофейных велосипедов‚ содрогается от топота ног. Храбрые стали ребята‚ война научила самостоятельности. Растекаются‚ расползаются по городу‚ по окрестным улицам‚ с завистью поглядывают на лотки с мороженым‚ на недосягаемые кубики: тридцать пять рублей пачка‚ восемнадцать рублей – половинка. По вечерам слушают ребята радио‚ ждут заранее свои любимые передачи. На улице Воровского живет специалист-физик‚ у него стоит экспериментальный телевизор. Полдома набивается в комнату‚ когда идет пробная передача. Жизнь не стоит на месте‚ отставших не дожидается. Не успел моргнуть‚ а она вон куда ускакала! Хоть плачь‚ хоть догоняй – твое дело.

Об арестованных давным-давно Кукиных квартира почти не вспоминает. Война всё заслонила. Война встала стеной в памяти‚ порогом‚ о который спотыкаются воспоминания. Арестовали Кукиных‚ как потом оказалось‚ за связь с иностранцами‚ за возможные шпионские намерения. А как им было не связываться с иностранцами‚ ежели работали они во Внешторге‚ за границу ездили‚ оборудование закупали? Нонсенс – одно слово. По нашему – абсурд. Арестовали Кукиных – комната освободилась. Освободилась комната – въехал жилец. Петя Ляпушкин – цирковой артист. Кому горе‚ а кому и нечаянная радость. Кому слезы‚ а кому и счастье. Петя бывает дома редко‚ месяцами на гастролях пропадает‚ а когда приезжает – по утрам под потолком висит‚ уцепившись зубами за крюк. Тренируется.

Самарья Ямалутдинова с первых дней войны живет неприметно‚ тихо‚ мышью в подполе. Гладко причесана‚ строго одета: не улыбнется никогда‚ не пошутит‚ не побежит с лишним рублем в "Восточные сладости". Скулы обтянуло‚ глаза внутрь ушли: смотрит на мир Самарья‚ как из глубокого колодца. Нет на свете Рената: кто к ней теперь прикоснется‚ кому голову на плечо приклонит‚ для кого засветится? Сникла Самарья‚ будто ее выключили. Лежит ночами без движения на холодной‚ одинокой постели‚ жмурится в тоске: уходит от нее Ренат Ямалутдинов‚ расплываются в туманной дымке дорогие черты. И не вернуть‚ не остановить‚ не удержать. Приезжали порой земляки из Татарии‚ ночевали‚ как прежде‚ на дежурной раскладушке‚ самые настырные подваливали под бочок к красавице-вдове и тут же съезжали в гостиницу‚ ни с чем. Потом приехал тихий пожилой Хаймертдинов‚ погостил чуточку‚ повздыхал‚ посочувствовал‚ да и остался насовсем на дежурной раскладушке. Ласковый‚ боязливый‚ вежливый до безобразия. Всех любит‚ со всеми согласен‚ каждому поддакивает. Только и слышно: "Ну‚ простите... Ну‚ извините..."

Он жил раньше в Татарии‚ на окраине Казани‚ и свалился на его дом метеорит. Пробил крышу‚ упал в подпол. В газетах писали‚ метеорит для музея отобрали. До сих пор рассказывает Хаймертдинов‚ рассказывает часто и с подробностями: как выглядел‚ какого размера‚ какие причинил разрушения‚ – все жильцы наизусть знают‚ – и жизнь свою делит на "до" и "после" падения‚ потому что всколыхнул метеорит его тихую жизнь‚ оставил в ней яркий‚ незатухающий след. Об одном только жалеет Хаймертдинов‚ что не сохранил вырезку из центральной газеты‚ где был описан этот исключительный случай с описанием метеорита и упоминанием фамилии‚ а не сохранил потому‚ что на оборотной стороне вырезки объезжал войска красный командир товарищ Тухачевский. Обрезал он заметку по самые буковки‚ и исчезли войска и лошадь‚ но не исчезло‚ как нарочно‚ лицо красного командира товарища Тухачевского‚ и потому сжег Хаймертдинов опасную вырезку – от греха подальше‚ и очень переживает‚ что не может свои устные рассказы подтвердить документально.