Фарид Нагим - TANGER

— Давай выпьем за завтрашний день!

— Давайте.

— Пью душой!

Я выпил и увидел динозавра на пачке «Кэмэла», хотя я знал, что там должен быть верблюд.

Он стучал кулачком по столу, хорохорился и казался особенно маленьким и беззащитным. Я закурил. Все равно на пачке вместо верблюда стоял горбатый динозавр с длинной шеей. Странно, под каким же углом зрения тогда смотреть на эту пачку? Интересно, конечно.

— А… …ты иди, ложись тогда, я здесь еще посуду уберу, потом лягу.

— Да, я что-то уже все…

Я еще раз глянул на пачку «Кэмэл» и пошел в большую спальню полковника, разделся и лег на широкую тахту, к стенке.

Пришел Алексей Серафимович и долго раздевался в темноте, устало вздыхал. Потом я очнулся, он задумчиво сидел с брюками в руках, блестела пряжка ремня, блестели белки глаз.

— А, да-да…

— Я их согрею.

Как глаза блестят у него. Задумался.

— Ложитесь, вы чего?

Смешно, головой к моим ногам лег. Ты так с мамой в детстве спал, но. Вздыхает так.

Не спит, тело замерло. Может быть, перепил?

Отвернулся, мутит его, видимо.

Снова повернулся. Ноги воняют у тебя, наверное? Помыть надо было, а… Вздыхает.

Как злит эта ночная сигнализация машин.

Ноги обнял. Смешно.

Да нет, этого не может быть, он перепил.

Крепко прижал ноги к груди. Не шевели пальцами.

Какие сильные руки у него!

Этого не может быть?!

Блядь, не надо!

Не может быть. У него руки трясутся.

Целует ноги.

Точно.

Этого не может быть.

Не может быть! Нет. Просто обнимает ноги от чувств. И все. Просто трется об них лицом. И все. Не шевели пальцами. Пнуть его, что ли?! Ты что. Аж нога дернулась.

Этого не может быть?! Это просто смешно было б! Никогда такого не было. Жизнь.

Алексей Серафимович… Сейчас скажу ему: хватит, Алексей Серафимович!

Нет, этого не может просто быть?! Что за год?

Боже мой… Это же сердце у него так бьется, просто колотится об ноги. Как у мальчишки. Никогда не слышал, чтоб у взрослого человека так сердце стучало.

Гарник: Ты знаешь, Анвар, он, по-моему, «голубой». У него ладошка такая…

Асель: Твой Суходолов «голубой».

Ну, какой он голубой, Асель, он просто предан литературе! Асель: «Голубой», он женщин ненавидит!

…говорили, что Суслов, главный гомосексуалист Кремля.

Кирилл: А ты в Гурзуф с ним, что ли ездил?

И усмехнулся. Я понял, что он тогда подумал. Ну и что. Суходолов: я в той комнате свою книгу забыл.

Книга Дж. Болдуин. «Комната Джованни».

Флюра: Анвар, он мою ногу щупает!

Тот дед в кинотеатре щупал ногу Флюры. Дает бумажку. Я увидел у себя в руках три рубля. Отталкивал его руку с колена Флюры, щипал его руку. Как будто играл с ним.

— Что?

— варинька…… варинька…

— Анваринька, Анварик…

— Ну, чё ты, бля… а? А чё ты, бля…

— ……………

Так бьется его сердце. Так сильно стучит, как будто сейчас выпрыгнет. Хм, бедолага.

— Алексей Серафимович? Ложитесь сюда головой, там же неудобно, а здесь подушка.

Сидит, трет волосы рукой.

Пусть рядом лежит.

Прижимается, бля. Этого не может быть!

Варенька?!

Он что, тебя Варенькой называет?! Это пиздец, бля.

Это пиздец… Варенька. Тьфу ты, бля! Варенька?! Он что, меня Варенькой называет?! Это пиздец, бля!

А-а, нет, Анваринька, он говорит: Анваринька, а тебе слышится Варинька. Просто Анваринька или Анварик, все, надо уходить. Надо отсюда уходить. Вставай.

Просунул руку. Сейчас нащупает маленький членик. Трогает. Сжимает. Крутит.

Какая у него маленькая ручка. Сухенькие пальчики.

Как будто мальчик.

Он говорит: А чё ты, бля. Чё ты, бля, мол, а чё он у тебя маленький, чё он у тебя не встает. Матерится еще. Он одурел что ли?!

Так и есть, бля! Какая хуйня!

Пиздец, он сейчас у тебя встанет. Напряглась спинка. Чувствую. Сейчас встанет, и все! Он сейчас почувствует, что встает. А он у тебя всегда к утру встает, сам по себе. Возбуждается, как всегда к утру. А сейчас вот возбуждается. Уходи. Все, вставай. Вынимай его руку. Не резко. Пусть. Хуй с ним. Ладно. Не резко. Бывает. Что.

— Алексей Серафимович, я пойду… — отстраняю его руку, перелезаю.

— Я пойду… пойду в туалет.

Что-то говорит тебе. Одурел. Какое серое лицо. Пиздец ему. Бабку в деревне задавили.

Я бежал, бежал…

Мама: Ты что, сынок, смотри, как у тебя сердце стучит, сейчас выпрыгнет!

Гарник: Он, по-моему «голубой».

Да нет, Гарник, он литературу…

Усмехающийся Кирилл.

Огни Ялты. Закат. Скамейка. Море.

Пальцы, сжимающие член.

Аселька: Твой Суходолов «голубой!».

«Голубой» твой Суходолов, он ненавидит меня.

Стою в туалете. Да, было, бля. В туалете было светло и чисто, унитаз сухо сиял. Я вернулся и взял свою уставшую жидкую одежду. Приоткрыл дверь туалета и одевался в коридоре.

— Анвар?! Ночь… — он стоял в соседней комнате, я видел только его тонкие пальцы, обхватившие косяк.

Он казался обиженным.

— Надо идти мне… метро уже работает… я пойду, — «Фу, пиздец, бля, какой-то… Светает».

Он закашлялся и затрясся там.

— Я пошел.

— А в «Макдоналдс» пойдем?

— Да… пойдем, — я не мог открыть дверь. Одной ручкой открывал, другой защелкой закрывал.

Он очень сильно кашлял.

Я открыл дверь и вышел.

Двери лифта открылись. Потом закрылись.

ВНИМАНИЕ

Детям дошкольного возраста без сопровождения взрослых пользоваться лифтом запрещается.

Адрес завода-изготовителя: Москва, Ж-391, Рязанский пр-т, дом 2.

Я снова нажал кнопку, двери лифта открылись, я, оказывается, уже спустился и просто стоял в лифте. Наверное, долго стоял.

Я побежал изо всех сил. Бежал, стараясь что-то обогнать в себе. Собаки едва успели тявкнуть на меня. Так гулко отдавались в предрассветной тишине мои шаги, как будто за мной кто-то гнался.

Метро было закрыто. Я сел на корточки и обхватил голову руками.

Самое противное, что он рассказал, что они эту бабку в деревне задушили подушкой.

Сигареты там забыл. Я искал окурок, и мне показалось, что ничего не случилось. А потом все вспомнил заново. Нашел длинный окурок «Винстона». Хорошо. Опалил фильтр зажигалкой и закурил.

Зачем он рассказал? Какой это ужас и мрак, что они старуху задушили!

Потом нашел еще один окурок «Винстона». Здесь, наверное, компания пила пиво и какая-нибудь девчонка курила «Винстон». Только фильтр сильно изжеван. Димка так всегда жует фильтр. Ой, бля, эта бабка, фу, фу!

Милиционер открыл дверь метро. Он зевал. Болталась дубинка на поясе. Я посмотрел на него. Потом почувствовал, что смотрю на него с ненавистью и презрением. «Да, это со мной было, это я лежал, а какой-то…»