Юрий Красавин - Озеро

— Давай сплаваем, — предложил Сторожок, у которого от азарта и ушки навострились.

— Да ну! Кто-нибудь из городских туристов, рыбак, — нерешительно возражал Сбитнев. — А может, просто деревья посгрудились, вот и кажется.

Милиционер чего-то опасался: как-никак человек при должности, и ронять авторитет ему не годится. Что скажут потом? Привидение, мол. На острове участковый ловил. Засмеют!

— Ну, ради интересу, Юр! — азартно уговаривал Сторожок. — Проверим. Как и что. Ну! Смотри, по-моему, точно: человек сидит. Может, беглый какой, а? Тут раньше ловили какого-то дезертира Архипа. Поймаем — тебя в звании повысят, мне премию денежную, бабе Вере медаль за бдительность: это она первой-то углядела.

Сбитнев опять пожал плечами, усмехнулся:

— Давай искупаемся… ради интересу.

Они разделись и поплыли. А Маня с маленьким Размахайчиком на руках и Осип Кострикин, и Вера Антоновна стояли на берегу. Ветерок морщил озеро, молодые дубки на острове гнулись то в одну, то в другую сторону, человек на острове — или что это было? — казалось, сидел в задумчивости. Человек этот уходить или исчезать не собирался: двое плывущих его не пугали. А вот маленький Размахайчик, на удивление всем, смеялся.

— Он никогда так не хохотал! — дивилась его мать.

Остальные переглядывались.

Сбитнев со Сторожком выбрались на остров, помахали оттуда зрителям, потом вернулись, немного сконфуженные.

— Ну, что? — спрашивали у них.

— Никого там нет… Так просто… волна качает берега.

— А почему же отсюда-то так видится?

— Камень там лежит, не знаете, что ли? — сказал Валера. — А рядом дубки. Ну, вот все это вместе вам и маячит.

— Лягушка на камне сидит. — усмехнулся Сбитнев. — Красивая такая лягушенция, прямо-таки царевна — золотистая вся, я такой и не видывал.

— Надо было ее арестовать, — сказал Осип Кострикин.

— Поди-ка… Увидела нас — скакнула в воду и поплыла шустро так, словно рыбка.

А маленький Размахайчик уже не смеялся, а пристально, внимательно смотрел на Сторожка и на Сбитнева, словно хотел получше их запомнить.

Архиполовка успокоилась. В самом деле, даже если и сидит на острове кто — его дело. Вреда, ведь, никакого.

Разговоры однако не унялись: вспоминали Семёна и так, и этак. И что делал, и о чём говорил, и что в нём хорошего или плохого… К достоверному прибавлялась нелепица, из правды вычиталось несущественное, остаток умножался.

Всё, что до этих пор, — правда, а дальше — легенда.

1988 г