Энн Тайлер - Обед в ресторане «Тоска по дому»

— Босоногие гонцы доставят его, что ли? — спросил Коди.

— Не беспокойся, Эзра, я схожу за ней, — сказала Дженни.

Она прошла между столиками к коридорчику с табличкой «Выход» над аркой, но, не дойдя до дамской комнаты, увидела Джосайю перед двустворчатой, обитой кожей дверью. Он был в белом халате и нес бирюзового цвета таз с листьями цикория.

— Джосайя, — позвала она.

Он остановился как вкопанный, лицо его просияло.

— Здравствуй, Дженни.

Они стояли, без слов улыбаясь друг другу. Она протянула руку, коснулась его запястья.

— Нет-нет! — крикнула мать.

Дженни отдернула руку и резко обернулась.

— О Дженни! Боже мой! — твердила Перл. Глаза ее из серых стали черными, она судорожно вцепилась в свою блестящую черную сумку. — Теперь мне все ясно.

— Нет, подожди, — сказала Дженни. Сердце ее стучало так сильно, что ей казалось, все тело пронизывает дрожь.

— Явилась домой без всякой причины и тут же тайком помчалась к нему на свидание, как потаскуха, дешевая потаскуха!

— Мама, ты ошибаешься. Это ровным счетом ничего не значит, неужели ты не понимаешь? — Голос не слушался. Задыхаясь, она показала на Джосайю, который стоял с раскрытым ртом. — Он просто… Мы просто встретились в коридоре и… Это совсем не то, что ты думаешь… Неужели ты не понимаешь?

Все это она говорила уже в спину Перл, идя за ней следом. Перл подошла к столу и сказала:

— Я не могу здесь больше оставаться, Эзра.

Эзра поднялся.

— Почему?

— Не могу, и все. — Перл взяла со стула свое пальто и направилась к двери.

— Что случилось? — обратился Эзра к Дженни. — Что с ней?

— Не иначе как тепловат суп, — спокойно сказал Коди и, сжимая в зубах сигару, качнулся назад вместе со стулом.

— Хоть бы один-единственный раз, — сказал Эзра, — нам удалось сесть за стол всем вместе и спокойно, по-людски, пообедать.

— Я плохо себя чувствую, — сказала Дженни.

Действительно, губы ее онемели. Это был симптом, который запомнился ей из давнего прошлого, из забытого мгновения, а может быть, из кошмарного сна.

Она оставила на стуле свое пальто, ринулась через зал и выскочила на улицу. Сначала она подумала, что мать уже далеко, потом увидела ее. Перл успела пройти всего полквартала, но шагала быстро и решительно. А вдруг она даже не обернется? Или, что еще хуже, обернется и наотмашь ударит ее по щеке: знакомая боль от кольца с жемчужиной, презрительное выражение лица… И все равно Дженни побежала вдогонку.

— Мама, — окликнула она. В свете витрины винной лавки она увидела, как изменилось выражение лица матери: оно стало холодным и равнодушным.

— Ты все не так поняла, — сказала Дженни. — Я не шлюха! Я не дешевка! Выслушай меня, мама.

— Это не имеет значения, — вежливо произнесла Перл.

— Еще как имеет!

— Ты уже совершеннолетняя. Если ты до сих пор не понимаешь, что прилично, а что нет, я умываю руки.

— Мне просто стало его жалко, — сказала Дженни.

Они перешли улицу и свернули в следующий квартал.

— Он сказал, что его мать умерла.

Они обошли стайку подростков.

— Кроме нее, у него в жизни никого не было. Отец давно умер. Мать была всем в его жизни.

— Наверное, хлебнула она с ним лиха, — сказала Перл.

— Не знаю, как он будет жить без нее.

— Его мать, кажется, как-то раз заходила к нам в лавку. Она была шатенка?

— Полноватая, круглолицая. Похожа на дрозда, — сказала Дженни.

— Ну, Дженни, — усмехнулась мать. — Что за сравнения?

Они миновали кондитерскую, потом аптеку. Дженни и мать шагали в ногу. Подошли к окну гадалки. Все та же пыльная лампа светилась на столе. Дженни, заглянув в комнату, подумала, что пророк из миссис Паркинс никудышный. Ведь, даже чтобы узнать прогноз погоды, она включает радио! С первой секунды, с самого первого взгляда она должна была бы догадаться, что любовью Дженни не погубишь.

Поначалу, когда Эзра навещал миссис Скарлатти в больнице, его пропускали к ней без всяких околичностей. В последний раз дело осложнилось.

— Вы родственник? — спросила сестра.

— Нет, я… компаньон. В деле.

— Извините, но посещения разрешены только родственникам.

— Но у нее нет родственников. Вообще никого нет. Кроме меня. Видите ли, мы с ней совладельцы ресторана.

— А что это у вас в банке?

— Суп.

— Суп? — переспросила сестра.

— Я приготовил ее любимый суп.

— Организм миссис Скарлатти не принимает пищу.

— Да, да… Но мне хотелось порадовать ее чем-нибудь.

На него посмотрели искоса и наконец со скрытым раздражением проводили в палату.

Раньше миссис Скарлатти предпочитала общую палату. (Она была весьма общительна.) Откинув голову, выпрямившись, она сидела в своем эффектном черном халате, косынка из батика прикрывала ее волосы. «Голубчик!» — говорила она, едва он появлялся в дверях. Женщины в палате на миг настороженно застывали, пока до них доходило, насколько он молод — слишком молод для миссис Скарлатти. На этот раз она лежала в отдельной палате, и все, чем она была в состоянии встретить его, — это открыть глаза и снова устало закрыть их. Теперь он даже не был уверен, хочет ли она его видеть.

Он знал, стоит ему уйти, и кто-нибудь из персонала выльет принесенный им суп. А ведь это — его коронное блюдо, суп из куриных желудочков, который она всегда любила. В его рецепт входило двадцать зубчиков чеснока. Раньше миссис Скарлатти утверждала, что чеснок успокаивает желудок и нервы, улучшает настроение на целый день. (Такой суп, однако, не включали в меню, потому что, по ее словам, он был «тяжеловат» для изысканного ресторана Скарлатти. И это несколько обижало Эзру.) Когда здоровье еще позволяло ей находиться дома, он часто готовил для нее в ресторанной кухне этот суп и сам относил наверх, в ее квартиру. Даже в больнице она поначалу съедала по маленькой тарелочке. Теперь об этом и речи не было. И все же он продолжал носить ей этот суп — от полнейшего бессилия; не лучше ли стать на колени у ее кровати, положить голову на простыню, взять ее руки и попросить: «Миссис Скарлатти, поправляйтесь». Но она — деловая женщина, это шокировало бы ее. Вот ему и оставалось лишь одно — приносить ей суп.

Он сидел в углу палаты в кресле из зеленого пластика, со стальными подлокотниками. Наступил октябрь, и уже начали топить — воздух был жгучим и сухим. Изголовье больничной кровати слегка приподняли, чтобы миссис Скарлатти легче было дышать. Время от времени она шептала, не открывая глаз: «О господи!» И тогда Эзра спрашивал: «Что? Вам что-нибудь нужно?» А она только вздыхала. (Или, может, это журчала вода в батареях?) Эзра не приносил с собой книг, не заводил разговоров с медсестрами, которые то появлялись, то исчезали, поскрипывая резиновыми подошвами. Он сидел опустив голову, уронив на колени свои большие бледные руки.